Ответ прозвучал невнятно, с кровавыми пузырями.
— Дудку давай!
Глаза Герочки налились ужасом, он сызнова булькнул и попытался меня столкнуть, и ему бы это удалось, останься я балансировать на живой ступеньке, но я, поймав ритм его движения, качнулась в сторону, дернув одновременно с багажной полки сундук. Тот упал, я отпрыгнуть успела, корнет взвыл, деревянный бок намертво прихлопнул к полу обе его ноги.
«Экая ты, Попович, живодерка, — подумала я бесчувственно, — на сундук еще сядь для пущего эффекта, чтоб эта гнида все-таки ухитрилась на тебя навий артефакт набросить».
В дверь требовательно постучали, вагонный осведомлялся, все ли у пассажиров в порядке.
— Не тревожьтесь, любезный, — хохотнула я, — милые бранятся, только тешатся.
Герочка застонал, я присоединилась с картинною женской страстью:
— О да, милый, еще!
Поезд шел тихо, не набрав полной скорости, удаляющиеся шаги вагонного были отчетливо слышны.
— Дудку! — скомандовала я. — Да не протягивай, дураков нет к тебе наклоняться, к окну брось… Хороший мальчик.
Я подняла дудочку, засунула ее в сумку, последнюю набросив на запястье, достала револьвер, солидно щелкнув затвором.
— Времени нет. Поэтому… — Я с усилием столкнула сундук. — Поднимайся, садись в кресло. Знаю, что больно. Потерпи. Кто тебя послал?
— Не могу, барышня, не могу! — хрипел Гера. — Заклятие на мне, язык откушу прежде…
Он заполз боком на сиденье, марая атласную обивку кровью и соплями, ожившая змейка жадно тыкалась пастью в эти разводы.
— Только ему не вы нужны, а чародей настоящий…
Не слушая дальше, я сдернула шубу и выскочила из купе. Допрос требовал времени, а его не было абсолютно. Семен там один в окружении крыс, и вскорости его потащат на потеху крысиному королю. Барин! А кто у нас барин? Разумеется, Бобруйский. Или нет?
Вагонного я снесла на бегу, дернула ручку стоп-крана, поезд затормозил, меня тряхнуло, сбило с ног. Приземлившись на охнувшего вагонного, я сказала:
— Темпераментами с попутчиком не сошлись, сойти желаю. Шуба, очки, сумка, револьвер. Благодарствую, сама справлюсь. Дверцу отворите. Ага. Без подножки. Так.
Спрыгнув в еще по-зимнему нарядный сугроб, я успела заметить, что служитель перекрестился, прежде чем сызнова захлопнуть дверь.
Обратно в город я шла вдоль рельсов, а когда поезд в Мокошь-град тронулся и освободил пути, по добротным тесаным шпалам. Следующая остановка в Змеевичах, несколько часов форы у меня есть.
Погнутые в баталиях очки сидели на переносице криво, но верная «жужа» бесполезным камешком оставалась все еще в моем ухе. Обошлось без потерь. Сундук? Ну и леший с ним, пусть хоть корнет злосчастный в мои подштанники сморкается.
