— А в Нави, куда мы отправляемся, тогда, получается, зима, — испуганно пискнула я, с тоской вспоминая мамины наставления о теплых вещах, которые я поленилась тащить, захватив с собой лишь легкий свитер.
Левушке дед Овтай хотя бы медвежью безрукавку дал, а Иван и того не имел, если не считать за теплую одежду спальник. Лель, однако, меня поспешил то ли успокоить, то ли совсем напугать.
— Навь — это самая темная часть нижнего мира, почитай, черная дыра, где из-за горизонта событий сбиваются координаты пространства и времени, отсутствует привычный порядок вещей.
— И за пределы гравитационного радиуса нельзя вырваться, — сдвинув брови, мрачно добавил Иван.
— Пока никто просто не пробовал, — возразил ему Левушка. — А вот из Нави очень даже вырывались. Только не всегда надежно запечатывали за собой проход. Этому путешествию половина героических сказаний и все волшебные сказки посвящены. Дед Овтай тоже там бывал и говорит, что там все воспринимается иначе: холод жжет, огонь не согревает, и единственная истина — это смерть.
— Почему ты называешь его дедом? — поинтересовался Иван, рассеянно пробуя на вкус ягоды дикой малины.
Вроде бы на местные плоды запреты не распространялись, да и Левушка нам подавал пример, набрав и отправив в рот не одну горсть.
— Потому что «прадед моего прадеда» каждый раз выговаривать неудобно, — насмешливо фыркнул Лева.
— Так он и в самом деле тебе родня? — только сейчас понял Иван.
— Скорее уже предок.
— А этот Тумай, который в Бразилию рванул?
— Просто односельчанин. Дед Овтай его в ученики взял, когда все три его сына в город подались революцию делать.
— Это Сурай, Кочемас и Атямас, которых дед непутевыми назвал? — догадалась я.
Левушка кивнул:
— Кто ж знал, что Тумай с белогвардейцами уйдет? Как с Колчаком начал отступать на восток, так до Латинской Америки и добрался.
— А как же твои? — спросила я, разохотившись к малине и запасливо набирая в туесок.
С лепешками самое то будет. Впрочем, гораздо больше меня, конечно, интересовал вопрос о ночлеге. Вроде бы, несмотря на осеннее, почти сказочное, напоминающее Хохломскую роспись убранство, здешняя осень дарила лаской бабьего лета. Да и со стороны реки веяло теплом, и к пряному аромату прелой листвы примешивался явственный запах парного или даже кипяченого молока. Но кто знает, какие здесь ночи? Иван, конечно, не раз спал в палатке и при минусовой температуре, но влезем ли мы в его укрытие втроем, и как будем делить спальник?
