Левушка заботливо ссыпал в мой туесок собранную им по дороге с кустов горсть ягод, беспечно вытер руки о безрукавку, а потом закончил свой рассказ.
— После смерти деда Овтая Атямас и Кочемас вернулись в родную деревню строить советскую власть. Сурай, это который мой пра-пра-прадед, в Москву уехал, на инженера выучился. Заводы потом еще за Урал эвакуировал. Одного из двоих сыновей на войне потерял. Но ему еще повезло. У Атямаса и Кочемаса все дети на фронте погибли, а дом в деревне к нашей семье потом отошел, как дача остался. О даре семейном, конечно, все ведали, но считали досужими байками, пока отец зов флейты нюди не услышал.
На этих словах Левушка отвернулся, делая вид, будто усердно обирает ближайшие к нему кусты.
Иван тоже почувствовал неловкость, не решаясь спросить, о чем собирался еще давеча. Он глянул на меня, явно ища поддержки, и, встретив одобрение, все-таки решился:
— Ты никогда не рассказывал про своего отца. Что с ним произошло? Он что, правда Кощея пленил?
Левушка повернулся к нам, и мне показалось, будто лицо у него сделалось сморщенное и усталое, почти как у деда Овтая. Впрочем, это лишь солнце отбрасывало причудливые тени от ветвей.
— Отец-то пленил, а мы с тобой, два пятилетних остолопа, выпустили, — пояснил он, с трудом подбирая слова, будто не в силах выразить то, что в одиночку пережил и нес столько лет.
— Когда это случилось? — спросила я, пытаясь обнять или согреть, поскольку чувствовала, как друга колотит озноб, от которого не могла спасти даже теплая медвежья безрукавка.
— Тебя, Маш, с нами не было, — отстранился Лева, не желая перекладывать еще на кого-то свою скорбь и вину. — Ты уже училась в музыкалке, и мама повезла тебя куда-то на прослушивание или на конкурс. Твой брат гостил у нас.
— И что произошло? — спросил Иван, чья память, способная удержать всю таблицу Менделеева, похоже, давала сбой, как только дело доходило до тех явлений, которые рациональный мозг никак не желал воспринять и осмыслить.
— Тебе показалось, что зверушка какая-то плачет, — стараясь, чтобы в его голосе не прозвучал упрек, напомнил Лева. — Решил, будто голубь к нам с балкона залетел или кошка в окно залезла и застряла.
— А там в комнате стояло большое зеркало, — задумчиво проговорил Иван, делая странные движения руками.
— Которое увидели почему-то только мы с тобой.
— Я к нему прикоснулся…
Договаривать Ваня не стал, да и не имело смысла.
Я тоже припомнила, как брат какое-то время боялся зеркал, даже на себя смотреть не желал и вскрикивал во сне про какие-то холодные руки.
