Город Поти жил в это время напряженной трудовой жизнью. Все, что можно было сделать в городе для фронта, было сделано: судоремонтные мастерские расширились и круглосуточно ремонтировали боевые корабли, а в портовых складах разместились цеха николаевских судостроительных заводов. Вся акватория порта использовалась для стоянки кораблей эскадры и бригады подводных лодок, на стенках порта и гавани хранилось различное имущество, техника и вооружение снабженческих управлений и отделов флота. Большинство административных зданий города использовали для штабов соединений боевых кораблей и тыла флота.
Но нельзя забывать, что порт Поти и его акватория не были приспособлены для стоянки такого количества боевых кораблей, если не считать нескольких портовых кранов, в мирное время использовавшихся для погрузки марганцевой руды на торговые транспорты.
В штормовую погоду стоянка кораблей становилась крайне беспокойной. Волнение моря передавалось в гавань так называемым «тягуном», который беспорядочно двигал корабли взад и вперед на тягучей пологой зыби, заходившей с моря. Из-за хаотической качки подводных лодок их стальные швартовы натягивались как струны и непрерывно рвались, не выдерживая нагрузок. В такую непогоду, а случалась она здесь часто, приходилось держать электромоторы в постоянной готовности дать ход. Команда, ожидая разрыва швартовов, без отдыха оставалась на боевых постах и командных пунктах. Эта неблагодарная работа изнуряла и выматывала моряков. Затем наш корабль поставили в док на текущий ремонт, и команда приступила к ремонтным работам. Так проходила неделя за неделей…
Первый военный Новый, 1942 год мы не праздновали, но в душе каждый из нас радовался успехам наших войск под Москвой. Для нас это было лучшим подарком в то время.
Новогодним вечером в нашу каюту зашел командир. Между нами впервые состоялась теплая, задушевная беседа.
Илларион Федотович Фартушный обладал уравновешенным характером. Однако эта уравновешенность сочеталась в нем с твердостью, я бы сказал, некоторой сухостью в официальных отношениях. Многие командиры подводных лодок называли его педантом. Он был замкнут и необщителен не только с нами, его подчиненными, но и с другими командирами, равными ему по званию и должности. За три года совместной службы с ним в должности старпома мне ни разу не приходилось видеть Фартушного ругающим кого-то, но в то же время он всегда оставался принципиальным командиром. Я лично считал его принципиальность и последовательную требовательность совершенно необходимыми на военной службе, да еще в тяжелейший первый период войны. На похвалы Илларион Федотович был скуп, и заслужить их могли лишь активные, старательные, отлично знающие свое дело моряки.
