Внезапно кто-то из наблюдателей несмело выкрикнул: «Самолет, все вниз!..» Я резко повернулся и действительно увидел немецкий бомбардировщик, направляющийся к нам. Я громко повторил команду: «Срочное погружение!» Матросы, находившиеся на верхней палубе, позабыв все принадлежности, бросились к боевой рубке и, спотыкаясь, толкая друг друга, стали подниматься на мостик. Я, к своему ужасу, понял, что они слишком мешкают: самолет очень быстро и неотвратимо приближался к нашей корме. Но вот в проем люка прыгнул командир, я — за ним и, хлопнув тяжелым люком, повернул кремальеру. В это время вода уже зажурчала вокруг боевой рубки.
Не успели мы с Фартушным обменяться впечатлениями о нечаянном избавлении, как перед самым носом подводной лодки раздался оглушительный взрыв. Значит, фашист увидел наш силуэт слишком поздно — бомба перелетела через корабль. Командир приказал погружаться еще глубже. На мгновение показалось, что гибель неминуема — стоит немцу лишь прицелиться поточнее. Но фашистский пилот больше не потревожил нас — видимо, уже не различал наш след на черной поверхности бликующего моря и не стал нас преследовать.
После этого случая командир разрешил после всплытия выходить лишь в надводный гальюн, который находился в ограждении боевой рубки, и только по одному. Чуть позже мы отказались и от этого, ввиду постоянной опасности оставить кого-нибудь за бортом.
Надо сказать, что в начале войны отсутствовало элементарное взаимодействие подводных лодок с флотской авиацией и надводными кораблями. Тяжелое положение на фронте в районе Одессы, а несколько позже и под Севастополем потребовало от флотской авиации срочной помощи армейским частям, поэтому с первых дней войны флотская авиация, к нашему огромному сожалению, почти не работала на море.
Забегая вперед, скажу, что и впоследствии почти вся флотская авиация работала в интересах армии, и это, по-видимому, было правильно. Но по этой причине подводные лодки самостоятельно искали противника, иногда встречались с конвоями, которые, повторяю, состояли из мелких судов и шли под самым берегом и на столь малых глубинах, что наши подводные лодки не всегда могли сблизиться с ними на расстояние торпедного залпа.
Было очевидно, что удары по этим конвоям следовало наносить другими силами флота — авиацией и малыми надводными кораблями. Мы это хорошо понимали, но, оставив в самом начале войны военно-морские базы и аэродромы в северо-западной части Черного моря и в Крыму, Черноморский флот не мог использовать эти силы. Поэтому борьбу с судами и кораблями противника возложили на нас, подводников…
