Как только артиллерийский расчет собрался в боевой рубке, отдаю команду:
— Продуть главный балласт!
Тут же засвистел воздух высокого давления в цистернах главного балласта.
Подводная лодка всплыла быстро, дифферент стал понемногу отходить. Выскочив на мостик, мы обнаружили, что самолет, пролетев стороной, нас не заметил (а может быть, ему было не до нас) и продолжал следовать по направлению к городу. Все как один вздохнули с облегчением — повезло…
Но что случилось с системой погружения, не пролился ли электролит (серная кислота) из баков аккумуляторной батареи? Я запросил инженера-механика Шлопакова и вскоре услышал доклад:
— Машина вентиляции седьмого отсека исправна и переведена на пневматику! В аккумуляторных ямах электролита нет.
На душе полегчало. Решили не погружаться и дальше следовать над водой. Пройдя минное поле, мы легли курсом на юг: Я остался на мостике. Ко мне поднялся комиссар. Мы молча закурили, еще не оправившись от случившегося.
Когда комиссар докурил, повернулся ко мне и, облокотившись на борт, стал рассказывать о том, что происходило в отсеках, пока мы боролись с дифферентом.
Сразу после посадки людей в Камышевой бухте он спустился в центральный пост и прошел в носовой отсек, где мы разместили большую часть эвакуированных. Люди были крайне истощены и морально и физически. Пережитые тяготы блокадной жизни оставили на них особый отпечаток: они смотрели настороженно и в то же время внимательно, оценивая наши действия. Командир первого отсека, лейтенант Егоров, с присущим ему спокойствием распоряжался размещением людей. Наводя порядок в отсеке, он не повышал голос, осознавая огромное влияние своих слов и интонации на людей, очутившихся в новой пугающей обстановке замкнутого пространства. Матросы, успокаивая женщин и детей, устраивали их в отсеке наиболее удобно, хотя вряд ли наши пассажиры тогда могли осознать эту заботу, поэтому лишь принимали все указания с молчаливой покорностью и занимали свои места.
Когда мы наконец вышли из Камышевой бухты, женщины и дети угомонились, раненые притихли, наши пассажиры перестали шуметь и ходить по отсеку. Однако, когда после погружения вблизи корпуса разорвался снаряд, многих покинуло самообладание. Они, точно по команде, подняли голову, на их лицах застыл испуг; в воздухе повисло тревожное ожидание чего-то страшного и неотвратимого. К своему ужасу, они вдруг прониклись осознанием того, что над их головами сомкнулись тонны воды, под ногами больше нет привычной земной опоры, и в случае чего вырваться отсюда будет невозможно.
