Кое-кто полагал, что руку убийцы тайно направлял Александр. Всем жителям страны было известно о столкновениях между отцом и сыном. Когда Филипп на одном из пиршеств бросился с мечом на Александра, едва держась на ногах, то услышал слова: «Посмотрите, друзья! Здесь лежит тот, который хотел пройти Европу и Азию, а сам не в силах перебраться от одного ложа к другому». Нередко наследник жаловался: «Это ужасный человек, он пожинает всю славу, а на мою долю не оставит ни одного смелого поступка».
Четыре версии, из которых предпоследняя наиболее правдоподобна. Но, хотя у Павсания и была личная причина для мщения, все же она кажется недостаточно веской, чтобы выступить против Филиппа, который лишь случайно, в силу стечения обстоятельств, остался в тот момент без охраны. У покушавшегося явно были сообщники, о чем не в последнюю очередь свидетельствует подготовленный побег. Не лишено достоверности и предположение о закулисной роли персов в покушении: то, что они со своим золотом были замешаны везде и во всем, знал каждый от Афин до Милета, от Спарты до Олинфа. Кроме того, они впоследствии признались в причастности к этому делу (или, если использовать современную труднообъяснимую формулировку, «взяли на себя ответственность»). Однако все это сильно отдавало хвастовством.
Что касается Александра, то был ли он организатором или, по крайней мере, соучастником? Такое подозрение возникает. В конце концов, именно он пожинал потом плоды ужасного преступления — стало быть, имел повод совершить его. Однако подозрение не подкреплялось никакими доказательствами. Покушение на собственного отца на глазах всего греческого мира во время свадебного празднества? Наследник трона был слишком умен, чтобы участвовать в такой глупой затее. Конечно, он был способен на жестокость, но вряд ли решился бы на убийство отца. Даже в это немилосердное время отцеубийство считалось самым гнусным из преступлений. Подобный поступок был чужд его натуре. Да и полководец Антипатр, друг, которому царь во всем доверял, никогда бы позже не встал на сторону такого человека.
Совершенное злодеяние было, скорее, в духе матери Александра. Ее ненависть к Филиппу была так же велика, как и боязнь, что Александр в своих притязаниях на престол может просчитаться. Если Клеопатра, которая в противоположность ей, Олимпиаде, являлась македонянкой, а не чужестранкой, родит мальчика, кто же тогда даст хоть одну драхму[2] за ее сына? Да и она сама будет сослана навечно подальше от Пеллы и царского двора — если ей вообще сохранят жизнь. К тому же это было не первое убийство, которое она замышляла. Она любила сына до самозабвения, и он отвечал ей тем же, что заставляло историков-сторонников теории Фрейда говорить об Эдиповом комплексе.
