Когда войско приблизилось к персидскому городу на расстояние двух миль, совершенно неожиданно открылись ворота, и из них вышла длинная вереница жителей. Это был Мифрен, персидский наместник, с самыми уважаемыми людьми: они хотели передать македонянам ключи от города. Александр тотчас принял Мифрена в свою свиту, демонстрируя всем, как высоко ценит покорность. Предать своего господина — Великого царя — Мифрену не помешала и старая истина: кто предает сегодня, может предать и завтра. Александр возвратил лидийцам законы их отцов, что означало ограничение крупного землевладения в пользу городского самоуправления. Скептики полагали, что отныне вместо дани Великому царю лидийцы должны были платить взнос Александру. Наместником Лидии стал один из братьев Пармениона. И во Фригии устои новой власти тоже был назначен защищать македонянин. В обоих случаях не должна была нарушаться система ранее принятого местного управления: чиновники хорошо выполняли свою работу, судьи олицетворяли справедливость, размер дани был таким, чтобы не загубить дерево, на котором висят плоды. Если персидская империя (особенно во всем, что касалось двора и армии) насквозь прогнила, то власть в малоазиатских сатрапиях еще не была этим заражена. Поэтому не всегда было легко объяснить жителям греческих городов, что необходимо свергнуть иго персов, что высшим идеалом эллинов является свободная жить, ведь некоторые города сумели договориться с персами. Как правило, это случалось там, где существовала олигархия — господство меньшинства. Верные основному закону, по которому «враг моего врага — мой друг», македоняне поддерживали сторонников демократии, которых при олигархии отстранили от всех должностей. Олигархические и демократические партии, Спарта и Афины, проклятие и благословение борющихся друг с другом политических систем — Иония от этого была так же не свободна, как когда-то и материковая Греция.
В Эфесе, считавшемся главным из ионийских городов, демократы подняли бунт, когда разведчики сообщили, что македоняне приближаются к городским стенам. Мятеж развивался традиционно по-эллински, иными словами, превратился в разгул самых низменных страстей. Казалось., не было другого народа, способного на столь глубокую взаимную ненависть. Аристократов, еще совсем недавно стоявших у власти, заключали в тюрьмы, изгоняли, без суда и следствия забивали камнями. Жестокие расправы Александр пресекал на месте. Он приказал оповестить всех, что для него нет ничего отвратительней неистовства черни: Его линия поведения и без того была разумной с политической точки зрения. Быстро пошли толки о том, что он никому, в том числе и представителям класса, к которому принадлежит сам, не позволит нарушить закон. «Если что-то и принесло ему славу, так это то, что он сделал в Эфесе», — писал Арриан.
