Был ли Александр ловцом удачи, легкомысленным авантюристом? Дальнейшие события сделали этот спор беспредметным, что явно подтверждает правоту тех историков, которые предсказывали подобный ход вещей. Уверенность Александра в том, что золото персов пополнит его казну и что война сама обеспечит войну, основывалась на способностях его командного корпуса, на воле к победе его воинов, на вере в собственный гений и помощь богов и на сообщениях, которые приносили его агенты из Персии.
Во главе царства, простиравшегося от Индийского океана до Средиземного моря, от Гиндукуша до Ливийской пустыни, стоял Дарий III, пришедший к власти благодаря визирю Багою, который устранил всех других претендентов старым, как мир, способом — ядом и кинжалом. Как Великий царь взошел на трон, так он и царствовал: несамостоятельно, нерешительно, пребывая в плену сплетен придворных льстецов, что было недостойно династии Ахеменидов и ее знаменитых представителей, незаурядных личностей — Кира Великого, Камбиза, царей Дария I и Ксеркса. Такой слабый государь не имел шансов противостоять так называемым сатрапам — наместникам отдельных провинций. Протестовать сатрапы пытались и при сильных Великих царях. «Защитники власти» — что означает в переводе с персидского «satrap» — прежде всего думали о собственной власти.
Громадное царство, населенное десятками народов, говоривших на множестве языков, разделенное возвышающимися до небес горами, покрытое бескрайними пустынями, изрезанное шумными потоками, держалось только на силе. Особенно тяготели к независимости западные земли и территории завоеванных стран (к ним относился и Египет): они не горели желанием сражаться за персов, равно как и греческие города-государства на побережье Малой Азии. Персия переживала упадок, это было государство, расшатанное дворцовыми смутами, опустошенное коррупцией, истощенное роскошью знати, не способное создать обученную армию, одним словом — колосс на глиняных ногах, которого вполне по силам свалить одному атакующему, решительному и смелому. Так думали греки, уверенные со времен лидийских войн в своем моральном, политическом и военном превосходстве. Так думали и македоняне. В этой убежденности была доля высокомерия и чреватая ошибками заносчивость.
Какую военную цель преследовал Александр? Собирался ли он, согласно планам отца, ограничиваться освобождением прибрежных греческих полисов и включением в сферу своего влияния западной Малой Азии, что соответствовало задачам так называемой «войны отмщения»? А может быть, с самого начала планировал завоевание всего Персидского царства? О его намерениях мы знаем очень мало. Возможно, следует ответить на этот вопрос, памятуя об Аристотеле, который в Пелле спросил своего ученика: «Как ты будешь действовать при определенных обстоятельствах?» Александр ответил: «Я узнаю это только тогда, когда эти обстоятельства наступят».
