Его первой остановкой была знакомая территория трейлера его дедушки и бабушки по отцовской линии на окраине Монтесано. Оттуда он каждое утро ездил на автобусе до Монте, что позволило ему продолжить учебу в той же школе и классе, но даже его одноклассники знали, что этот период был для Курта трудным. У бабушки с дедушкой он пользовался сочувствием любимой Айрис, и бывали моменты, когда они с Лиландом были по-настоящему близки, но большую часть времени он проводил один. Это был еще один шаг к большему, абсолютному одиночеству.
Однажды он помог своему деду смастерить кукольный домик ко дню рождения Айрис. Курт помогал методично скреплять миниатюрную кедровую черепицу на крыше строения. Из того, что осталось, Курт наспех сделал шахматы. Он начал с того, что начертил на дереве контуры фигурок, а затем старательно вырезал их ножом. Посреди этого процесса дед показал Курту, как работать лобзиком, а затем оставил пятнадцатилетнего мальчика наедине с его собственными инструментами, наблюдая из-за двери. Мальчик посмотрел на деда, ожидая одобрения, и Лиланд сказал ему: «Курт, ты молодец».
Но Лиланд не всегда говорил такие теплые слова, и Курт снова оказался в той же самой ситуации отца и сына, через которую он прошел с Доном. Лиланд спешил приправить свои указы Курту критикой. В защиту Лиланда можно сказать, что Курт действительно мог достать кого угодно. В подростковом возрасте он постоянно испытывал его на прочность, и никто из взрослых не имел абсолютной власти над ним; в конце концов Курт измотал своих стариков. У его семьи сложился образ упрямого и своевольного мальчика, которому было неинтересно слушать взрослых или работать. Раздражительность, казалось, была неотъемлемой частью его натуры, как и лень. Чего не скажешь об остальных членах его семьи – даже младшая сестра Ким развозила газеты, чтобы помогать оплачивать счета. «Курт был ленив, – вспоминал его дядя Джим Кобейн. – То ли потому, что он был типичным подростком, то ли потому, что был подавлен, никто не знает».
Летом 1982 года Курт уехал из Монтесано к дяде Джиму в Южный Абердин. Его дядя был удивлен, что на него возложили такую ответственность. «Я был потрясен, что они позволили ему жить со мной, – вспоминал Джим Кобейн. – В то время я курил и не обращал внимания на его потребности, не говоря уже о том, чем, черт возьми, я занимался». По крайней мере, по своей неопытности Джим не был деспотичным педантом. Он был на два года младше своего брата Дона, но более продвинутый и с большой коллекцией пластинок: «У меня была очень хорошая стереосистема и много пластинок Grateful Dead, Led Zeppelin и The Beatles. И я заводил эту штуку погромче». Самая большая радость Курта за те месяцы, что он провел с Джимом, заключалась в модернизации усилителя.
