Ее Инфинити был обнаружен во дворе их общего дома на положенном месте — значит, тут. Значит, никуда не улетела. Парамонов поморщился и вошел в подъезд. Шаги по лестнице дались ему на удивление легко — должно бы наоборот.
Когда звонил в дверь, думал о том, насколько фальшива улыбка на его губах. И о том, уместна ли она в принципе. И потому, на всякий случай, скрыл лицо за букетом цветов. Кажется, если следовать жанру, это должно выглядеть ужасно мило. И очень скоро в ответ на звонок послышалось «Кто там?», несколько приглушенное дверью.
— Павший смертью храбрых на чужой войне! — хохотнул Парамонов.
— Что на этот раз? — спросила Ксения, открыв дверь. Одна бровь заметно дернулась, когда она увидела цветы.
Глеб выглянул из-за букета так, что показались одни глаза. Смеющиеся, синющие и едва ли вменяемые.
— Перезагрузка, — сообщил он.
— Вы еще и компьютерщик?
— В теории. Винду переустановлю. Если надо.
— Мне не надо, благодарю.
Парамонов все-таки явил ей свою морду. Широко улыбающуюся, в очередной раз проглотившую ее очевидное «вали».
— Я про наши добрососедские взаимоотношения. Предлагаю перезагрузить их. Обнулить, так сказать.
— В некотором смысле, они и так на нуле. Взаимоотношения.
— Ну, это только в некотором, — его черты исказила кривоватая усмешка, явно намекавшая разом на трубы, ее приемы самообороны и секс на тумбочке. Но вместо того, чтобы высказать все это вслух, он протянул ей розочки. — Короче, вот. В знак мира, дружбы и жвачки между первым и вторым этажами.
Сначала она очень долго рассматривала цветы. Потом не менее внимательно изучала его усмешку, словно считывая все невысказанное. Наконец, посмотрела ему прямо в глаза и проговорила:
— Это крайне любезно с вашей стороны. Но я не люблю розы. Подарите их лучше своей медсестре.
— С Илоной у нас исключительно деловые отношения, — с чувством парировал он.
— Тогда маме.
Прозвучало просто. А в нем гулом отдалось. И ведь привык давно, что все. Отболело.
Продолжая улыбаться, он коротко кивнул.
— Хорошо. Можно, я скажу, что от одной замечательной девушки, о которую сломал зубы?
— Не стоит огорчать маму.
— Она не огорчится. Она всю жизнь считала, что я зарвался, — получилось куда более мрачно, чем хотелось бы. — Ладно. Понятно. Розы не любишь. Тогда спокойной ночи, стюардесса?
— Ну и вам, какой хочется, — ответила Ксения и закрыла дверь.
Парамонов сглотнул. Выдохнул. Тяжело, устало. Снова навалились сутки. И все предыдущие дни хождения по стенам. Букет отправился в мусоропровод. Он бы тоже туда отправился — но пришлось идти вниз, на первый этаж, в свою квартиру.
