— Не вижу повода для знакомства, — отозвалась Ксения, появляясь на пороге комнаты. Руки ее были вскинуты вверх, отчего широкие рукава длинного домашнего халата сползли к плечам. Она стянула волосы в хвост и взглянула на Глеба. Лицо уже без макияжа и эмоций. Ничто не придавало ему живости. Парамонов пожал плечами и глянул себе под ноги. Потом снова на нее.
— Свободен? Могу идти? — осведомился он.
— Спокойной ночи, — кивнула она.
— Спокойной, — Глеб поднял с пола куртку, пошел к двери. Остановился и снова посмотрел на нее. Задержал взгляд на лице, пустом, холодном. Схлынуло все наносное, и он уже даже сомневался — не показалось ли ему.
— Знаешь, — проговорил он весело и зло одновременно, — а это оригинально. Такой новый способ оставить мужика без яиц?
— На войне все средства хороши.
— А у нас, значит, война?
— У меня… — пробормотала Ксения.
— Ааа… тогда буду считать себя случайно попавшим под танк, — с этими словами он крутанул замок и вышел из ее квартиры. Дверь громко хлопнула. Теперь точно неспроста. Сам дернулся от грохота, но сбежал вниз, не останавливаясь. Влетел к себе, швырнул ни в чем не повинную куртку на кресло, оказался возле бара. Внутри клокотало унижение, которое хоть как ни гони — вот оно. Даженечеловек. Имбирный водопроводчик.
Парамонов достал бутылку коньяку, плеснул в стакан. Да так и замер над ним. Понимая, что если вот сейчас сделает — то это уже все. Не выберется. Назад не выберется.
* * *
Его вело. Конкретно так, тормоза отказывали, и он отдавал себе в том отчет. Уже перебор, уже хватит.
Все дело, разумеется, в цепной реакции. Потому всякую вину за страдания окружающих возле него Парамонов с себя снимал. Да, несправедливо, но жизнь, в конце концов, штука совершенно несправедливая. Разве кто-то говорил, что будет просто?
— Лена, я не поеду к Гиреевой на Русановку! — орал он в телефон. — Я полчаса назад наркомана откачивал, ты себе не представляешь, какой подорожник, еле систему поставил. Вопли его матери слушал, потом ее в чувство приводили. Какая, нахрен, Гиреева? Ты издеваешься? Больше некому?
— Некому! Правда, некому, Глеб. Съезди. Поговоришь минут десять и свалишь.
— Чтоб вы там удавились в своем аквариуме, Лена! — гаркнул он и отключился. Глянул на Петьку. — Русановка, бл*ть! Понял?
— Харе гавкать! — обиделся водитель. — У Илонки месячные, что ль?
— Задрали, даже покурить не успел! Илона, мать твою! — последнее он орал уже в окошко машины — медсестра на крыльце пила кофе с подружкой. И это было наибольшее ее прегрешение, какое он только мог себе представить.
