— Я ничего не имею против Шона Коннери, мам, — наконец, заговорила она. — И даже разделяю твои симпатии.
— Ксюша!
— Пааа! — крикнула та. — Давай свою вишневку… двадцать капель.
— Ксюша, уже прошло столько времени, хватит уже! — рассердилась мать, переходя черту.
— Не хватит! — жестко ответила Ксения. — И это мне решать, «столько» прошло времени или нет.
— Кому от этого легче? Ему от этого легче? Нам? Его родителям? Или тебе? Ради кого ты жизнь изображаешь? Нам не надо!
— Я не изображаю. Это и есть моя жизнь. Даже если она тебе не нравится.
— Дурочка! Мне не нравится, что ты одна. Ты темп взяла, при котором свалишься когда-нибудь. А тебя даже поймать некому!
— Просто так — не вижу смысла. А все остальное — предательство.
— Очнись! Какое, к черту, предательство! — раздалось от двери. На пороге снова нарисовался отец. Который, конечно, слышал каждое слово. — Некого предавать! Возвела памятник, про себя не помнишь, от себя отказываешься! Идеалистка!
— А вы? Меряете все обывательскими мерками.
— Ну давай, обвини нас в мещанстве. А то, во что ты превратилась, нас, по-твоему, волновать не должно?
— Ужасно интересно, во что же я такое превратилась? — фыркнула Ксения.
— В робота, — сообщила Маргарита Николаевна. — Ты хоть что-нибудь чувствуешь?
Дочь посмотрела на нее, потом на отца и снова перевела взгляд на мать.
— Чувствую, — сказала она негромко. — Чувствую обиду, что самые близкие мне люди предпочитают, чтобы я трахалась направо и налево или бухала, как… сантехник. Это что? Пресловутая широта славянской души? Стремление жалеть заблудших?
Ее выпад определенно произвел на родителей эффект. Отцовские брови подскочили по лбу к самому мыску волос, а Маргарита Николаевна всплеснула руками и обреченно рухнула на диван возле Ксении, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Впрочем, с эффектом она справилась быстрее Виктора Антоновича. Видимо, когда легкие наполнились достаточным количеством кислорода, а кровь погнала по сосудам эритроциты с удвоенной скоростью, мать тихо прошипела:
— Ты сама слышала, что сказала? Неужели, по-твоему, желание, чтобы ты начала нормальную жизнь, похоже на то, что мы хотим, чтоб ты… с кем угодно? Ну неужели мужчин мало, ты же умница, Ксюша!
— У меня нормальная жизнь. Я хорошо зарабатываю, не сижу на вашей шее, учусь, занимаюсь спортом. Что ненормального?
— И ты счастлива? — так же негромко спросил отец. Просто так спросил. И одновременно тяжеловесно, как он умел. Будто куда-то внутрь нее смотрел.
