Он встал с кресла, подхватил кота и толкнул дверь, заходя обратно в гостиную, где было тепло и где орала музыка. Сделал тише. Набрал еще вискаря в бокал и вместе с бутылкой переместился на диван.
Мирош не лукавил перед Мией, заявляя, что «еще» не пьян. Надраться было самым простым выходом, тем более, что сейчас для этого и правда надо было немного. Холодный душ утром скроет следы возлияний. Потом репетиция и снова Поля. Откуда взялась, для чего?
Чтобы он сорвался?
Срывался ведь уже. Больно и стремительно – срывался через полгода после того, как уехал… нет, сбежал. Уехать – это объяснения, прощание на перроне, последнее прости. А он мудак, который ее бросил. И свалил, оставив одну разбираться со всеми возможными последствиями. И это его душило тоже. Она должна была ненавидеть. По всем правилам и по всем законам. Такое не прощают. Впрочем, наверное, непрощение – его участь. Пусть лучше непрощение, чем безумие, которое охватывало его подчас, когда он крушил предметы и собственную жизнь во время приступов бешенства, гасимых только препаратами.
Дурному учишься быстро. Уже очень скоро он мог раздобыть дозу в любой точке земного шара, где бы они ни болтались. У него мозг так работал – на поиск. Нужный форум, нужная точка, нужная дрянь.
Однажды вот таким, обдолбанным, он собирался ломануться обратно в Одессу, забирать Полину. Иван уже не помнил, с чего началось, но чувствуя в себе силы и способности преодолеть все на свете, думал, что химеры за его спиной – это прежние крылья, которые позволяли летать еще недавно. И морды в зеркалах и окнах – его собственные отражения, нашептывающие ему удивительным многоголосьем: «Забирай, забирай, забирай!»
Они отыграли очередной концерт, которые тогда, под кайфом, сливались для него в один сплошной рев и шум. Он точно помнил, как едва не заглохнул на «Втором Рождестве», когда Тарас резко заиграл по-своему, не так, как в записи это делала Поля. И его долбануло. Никто никогда не сыграет ему так, как она своими тонкими белыми пальцами. Никто. Никогда. Не сыграет.
И потом, в номере гостиницы, продолжая догоняться алкоголем, Мирош принялся возводить собор. У собора были прочные стены.
Он приедет к ней. Он все ей объяснит. Она поймет – не может не понять, потому что тоже любит его. Потому что тоже не может без него. Потому что каждый час слышит его голос и каждый миг жаждет его прикосновений. Потому что встречала его на перроне, когда он возвращался из своих поездок, и потому что, не снимая, носила его подарок – браслет с мелкими ракушками.
