А у них ничего этого не было! Так какая, нахрен, сестра?! Что за сбой генетического кода?
Что за сбой прошлого, ломающий настоящее, лишающий будущего?
«Не жди, я не могу поспешил, ошибся».
Не глядя.
Смс – отправить адресату.
Телефон – в урну возле скамейки на перроне.
А себя – к дьяволу.
Отправитель хренов.
Он выбросил трубу под ошалевшим взглядом проводницы, поторапливавшей садившихся в поезд. Они и остались-то один на один. Она его поторапливала, да. Она, дородная тетка в форме, его персональный Харон.
Так пять лет назад он осознанно обрубил последнюю связь с Зориной, чтобы сейчас радоваться адресу и номеру телефона.
- Подъезжаем, дальше куда? – брякнул водила, медленно проезжая дома и прикидывая, куда бы свернуть.
- Тут остановите где-нибудь, я дальше пешком, - отозвался Иван, выбираясь из прошлого, которое лезло даже сквозь весь тот кайф, что он словил за три последующих года, все еще не позабытый его мозгом и помнимый телом, ожидавшим нового прихода.
Точно так же он выбрался из машины, забросил рюкзак на плечи, нацепил на нос очки и медленно двинулся во двор ближайшего дома, чтобы через него выбраться к реке.
Мирош шагал под ярким солнцем и смотрел на высотки жилого массива, включив на телефоне GPS и забив нужный номер дома. Но в голове иногда перебиваемое звуками, издаваемыми навигатором, настойчиво вертелось, что ничего здесь даже отдаленно не походило на Полю и на их жилище, в котором он провел свое единственно счастливое время за всю жизнь.
Здесь иначе.
Все не то.
Даже вода другая.
За годы жизни вне Одессы он так и не привык к отсутствию моря. Днепр остался чужим. Наверное, потому ему чуточку легче дышалось в Торонто. На Онтарио было проще. Но ни река, ни озеро ничего утраченного ему не заменили.
Только сновавшие над поверхностью воды чайки иногда кричали похоже.
Спустя полтысячи шагов навигатор ругнулся в последний раз и сообщил, что он на месте.
И в этот момент его как подкосило. Идти дальше сил не стало. Ни сил, ни бешеной энергии, которая час за часом толкала его вперед весь этот день.
Иван почти рухнул на одну из лавочек, то тут, то там установленных по набережной и задрал голову, вглядываясь в устремившуюся в небо громадину над собой, чувствуя, как бешено колотится сердце, почти выпрыгивая из груди.
Я скучаю.
Я знаю.
Я тоже.
Их шепот, звучащий в утренней дымке. Дымка дорисована памятью, чтобы удержать еще хоть ненадолго детали, которые постепенно стирались. Неужели когда-нибудь он забудет ее голос? Пока еще помнит, но людям же свойственно забывать?
