— Учитывая, что количество публичных людей в этом доме зашкаливает, позволь полюбопытствовать, как проходит твоя жизнь вне сцены. Что учеба?
Нет, ей не было это интересно. Но наблюдать миролюбивую пикировку отца и сына — быть вне семьи. А это невыносимо. И чувства, испытываемые ею, легко читались на ее лице. Все еще красивом, несмотря ни на что. Зелень в глазах Мирош унаследовал от матери.
— Весело, — пожал Иван плечами. — Как еще может быть, учитывая, кто мои родители?
Мирошниченко-старший, в свою очередь хмуро наблюдая второй акт Мерлезонского балета, так же хмуро воспользовался правом дирижера и вмешался:
— Единственный клоун здесь — ты.
— Тоже благородная профессия, — Мирош хрустнул булкой, отламывая кусок. — Честная и… это… требующая квалификации. Кстати, у тебя в музыкальной академии знакомых нет?
— Ты собрался переводиться?
— Скажешь, плохая идея?
— Скажу. Идея — плохая.
— Я так и знал! А знакомые-то есть?
— Для чего тогда?
Мирош поднял глаза от стола и внимательно посмотрел на отца. После чего без обиняков ответил:
— Человека найти надо. Вероятнее всего, сам справлюсь, но если понадобится помощь…
— Тогда и подумаем, — отозвался отец, неторопливо продолжая завтрак. — Человек важный?
— Музыкант.
— Как видишь, Дима, — подала голос Мила, в очередной раз попытавшись вклиниться в разговор, — у него одна музыка на уме.
— А как называется то, что на уме у тебя? — не глядя на жену, бросил глава семейства.
Она медленно сглотнула, повернув к нему голову. Испуганно, даже чуть воровато. До тех пор, пока не поняла, что продолжать он не собирается. И только после этого негромко всхлипнула:
— А у тебя? Что? Или кто?
— За столько лет могла бы усвоить, что у меня разнообразные интересы.
Дмитрий Иванович резко поднял голову и встретился с ней взглядом — холодным и цепким.
— О, да! Интересы! — истерично выкрикнула Мила, не выдержав. — А я отработанный материал, шлак. Никому не нужна и ничего не стою.
Муж не сводил с нее взгляда. Лишь чуть вскинул брови и молчал. Она же засуетилась по столу, перебирая приборы, а потом быстро посмотрела на сына, в это время преспокойно отпивавшего из чашки свой кофе.
— Видишь, он провоцирует! Он нарочно это делает, Ваня!
Мирош только пожал плечами и пробормотал:
— Семейный завтрак — райское блаженство.
Мать его не слушала. Она металась, как раненая волчица мечется из последних сил. Опустошая и себя, и свои жертвы.
— Добить меня приехал, да? — шипела она теперь. — Макнуть лицом в грязь? Так это и твоя грязь тоже. Сколько твоей нынешней лет? Насколько меня моложе?
