— Пережимаешь, мать.
В сердце ухнуло. Татьяна Витальевна сглотнула и медленно проговорила:
— Не хочу, чтоб как я. Если как я — то все зря. Все, что делала.
— Ну, во-первых, Стас — не твой придурок. А во-вторых… Она же у тебя и нахваталась.
— Заметно?
— А то! Крутит мужиком, как хочет. Пользуется. Выжимает. Знакомый, блин, портрет.
— И не любит, — медленно проговорила Зорина, но уже не Галке. И не дочери, чей светлый локон скользнул по стеклу. Себе.
В это мгновение электричку чуть качнуло, и она устремилась вперед, все ускоряясь и оставляя женщин на залитом солнцем перроне станции Затока.
Так ее и качало следующие полтора часа до самой Одессы. То постоит посреди степи, то дальше поедет. Полина, изучившая, кажется, каждый кустик на этом маршруте, давно уж не разглядывала в окно проплывающий мимо пейзаж. Вот и сейчас в наушниках играли каверы на клавире, а перед глазами довольно часто ярко вспыхивал экран новым сообщением в мессенджере. Она отвечала сразу и обстоятельно. И мысленно подгоняла время. К Стасу, в Одессу, домой.
Ей нравилось чувствовать себя взрослой. Своя жизнь, своя квартира, свой мужчина. То, о чем мечтает каждый подросток. То, с чем ей повезло.
Со стороны — ей ведь повезло. Своя жизнь, своя квартира, свой мужчина.
Но что-то такое затронули мамины вопросы, и в который раз заставили Полину подумать — так ли уж ей повезло. Чего ей не хватает? Чего-то же не хватает, если раз за разом вслед за мамой переспрашивает себя: любит ли, хорошо ли… Должна бы замуж хотеть, а она бережет свою самостоятельность. И ночевать старается дома.
«А на фотографиях мы со Стасом красиво выходим», — невпопад подумалось Полине, и она подняла голову. За окном начиналась Одесса. Что-то знакомое мелькнуло среди мыслей и исчезло, вытесненное насущным.
«Я на месте», — набрала Полина и нажала «Отправить», выбрав из контактов телефон мамы. Мимо тянулся плотный поток пассажиров, стремящихся покинуть душный вагон. Поднялась и она со своими сумками, двинувшись на выход, чтобы, едва ступив на землю, обернуться в поисках знакомой мужской фигуры — высокой, на голову выше толпы. И обязательно — обязательно! — увидеть, как он идет от здания вокзала, тоже высматривая ее среди людей. И заметив, ускоряет шаг. На лице — красивом, с резкими линиями, будто бы высеченными на камне, — улыбка. Рука поднимается в приветственном жесте, заставляя чуть сморщиться черное пальто, нарушая идеальные линии кроя. А уже потом он выхватывает у нее сумку, одновременно с этим произнося:
