— Будешь рассиживаться тут, пока не арестуют? — поинтересовался Сосиска.
— Мне бы надо на работу.
— Давай по маленькой перед уходом, — сказал Сосиска. — У меня в мастерской остался «Конг». Зайдем через заднюю дверь и срежем по угольному туннелю под тридцать четвертым корпусом. Так и попадем в девятый.
— А я думал, тот угольный туннель закрыт.
— Если ты кочегар, то нет.
Пиджак ухмыльнулся.
— Черт подери, а ты гусь что надо, Сосиска. Ну, потопали.
Оба исчезли внутри. Оглянувшись, Сосиска заметил, как Суп взвалил Эрла на плечо и потрусил со двора. Когда спустя несколько минут подкатили копы, на дворе уже было безлюдно.
* * *
Через двадцать минут Эрл пришел в себя и обнаружил, что лежит на скамейке на перроне станции Сильвер-стрит. С одной стороны сидел самый здоровый пуэрториканец, которого он видел в жизни, а с другой — очаровательная негритянка в церковной шляпке. Он ощупал голову. Прилетело по тому же самому месту, куда несколько дней назад попало внезапным бейсбольным мячом. Шишка выросла размером с Милуоки.
— Что случилось? — спросил он хрипло.
— Тебя ударило по голове бутылкой, — сказала негритянка.
— А почему одежда мокрая?
— Мы окатили тебя водой, чтобы разбудить.
Эрл пошарил в кармане в поисках ножа. Пропал. Тут он заметил рукоятку ножа, торчащую из кулака пуэрто-риканского великана с рожей страшной, как у трупа. Ножик, осознал Эрл, этому охренительному латиноамериканскому шкафу — что перышко, только пощекочет. Эрл снова нервно оглядел перрон. Совершенно пусто.
— А где все? — спросил он.
— В документах из твоего кармана мы прочитали, что ты с Гейтс-авеню в Бед-Стее, — сказала негритянка. — Так что сажаем тебя на поезд в ту сторону.
Эрл начал было материться, но глянул на великана, который в ответ безотрывно буравил его взглядом.
— Кажется мне, — начала негритянка, — ты смахиваешь на проповедника из Бед-Стея, которого я одно время знала. Преподобный Харрис из баптистской церкви Авен-Езера. Славный человек, тот преподобный. Умер несколько лет назад. Ты с ним, часом, не в родстве?
Эрл промолчал.
— Добрый человек, этот преподобный Харрис, — повторила она. — Всю жизнь трудился. Если не путаю, работал уборщиком в Университете Лонг-Айленда. Припоминаю, когда моя церковь навещала авен-езерскую, у преподобного Харриса подрастал сын твоей наружности. Конечно, это когда все было. Мне уже сорок восемь. Ничего толком не помню.
Эрл продолжал молчать.
— Что ж, приношу извинения за любые недоразумения, что приключились с тобой в Козе, — сказала она. — Мы увидели по твоим документам, откуда ты, и, будучи богобоязненными людьми, принесли тебя сюда, чтобы отправить домой без хлопот с полицией. В Козе мы присматриваем за гостями. — Она недолго помолчала, потом добавила: — И за своими тоже присматриваем.
