– Вы не знает. Ваш Жельзон… – он запнулся, очевидно, выискивая в своей голове необходимые русские слова. – Он… шаман. Злой шаман.
– Что за глупости, Камаль? С чего ты взял? – растерянно улыбнулась Алена. В ответ Камаль нервно сглотнул и добавил, покосившись на закрытую дверь бывшего вахтера:
– Он живет за два… У него два жизнь.
И, торопливо открыв дверь, он сгинул на лестнице. Мы с Аленой молча переглянулись.
…Алена здорово изменилась с тех пор, как стала манекенщицей. Теперь мы общались регулярно.
Ей уже было не все равно, в чем выйти из дому (и даже показаться в коридоре). Конечно, то, что она надевала на работе во всех этих демонстрационных залах то ГУМа, то Дома моды на Кузнецком, то даже в Доме кино ей и не снилось надеть вот так запросто, чтобы пойти по улице по своим делам. Она излазила всю Москву в поисках чего-то, хотя бы отдаленно напоминающего то, что шил Зайцев. И заодно научилась-таки ориентироваться в своем родном городе (чего не умела, будучи урожденной москвичкой).
Вообще говоря, эйфория от того, что она работает «демонстратором готового платья» да еще у «русского Кардена» уже давно утихла, выдохлась, и осталось теперь только желание одеваться хорошо. Честно говоря, ей не нравилось, как смотрел на нее (да и на других девчонок и ребят) молодой мэтр Зайцев. Смотрел он не на нее, Алену, а на то, что на ней было надето. Как сидит. Что бы еще такого добавить, чтобы сидело еще лучше или и вовсе по-другому. Не видел он Алену, хотя и знал ее имя (впрочем, он всех знал, и вовсе даже не потому, что их было мало – знал и все), а видел именно что модель. Манекен. Хотя, конечно, толк в женщинах знал и вовсе не был бездушным чурбаном – просто такая уж у него была работа. Призвание. Талант. А Алене хотелось, чтобы мужчина смотрел на нее не так. Не профессионально. Чтобы, может быть, и не одеть ее вовсе, а наоборот… Конечно, многие знакомые Алене ребята смотрели на нее именно так. Но все это было не то. Она знала, что на западе ее коллеги знамениты как кинозвезды и имеют много денег, и всегда очень выгодно выходят замуж. Но и это было не то. Алена чувствовала в этом огромный подвох. Выгодно можно купить шкаф. Или обменять квартиру (у кого она есть). Но выгодно выходят замуж (и женятся) только законченные кретины: генетические стервы и «уверенные в себе мужчины» (попросту – козлы). От всего этого несло какой-то синтетической дрянью (так отвратительно пах ландышами освежитель воздуха для сортира, который всегда использовал ее отец перед тем, как самому начинать в этом тесном пространстве свои большие дела). Так, по мнению Алены, существовать вдвоем было нельзя. Гадость какая: муж-жена, сорочки-брюки, борщи-пельмени. Дорогой-дорогая, мой-пупсик-мой-сюсик, поцелуй меня сюда и вали на свою работу. Тьфу. Гадость… Нет, она видела свои отношения с мужчиной (с Ее мужчиной) по-другому. И искать его следовало совсем не с помощью красиво сшитых тряпок.
