Проходя мимо, Жельзон бесстыдно и безжалостно подмигивал мне и мерзко хихикал – теперь стук пишущей машинки не мешал ему спать.
Помощь пришла из школы, в которой Иванов и не думал появляться. Это оказалась красивая женщина, преподаватель литературы Вера Александровна. И она оказалась сильнее депрессии историка. На следующий день Федор Ильич Иванов уже отправился на занятия в школу, а еще через день уже был в состоянии поговорить со мной.
– Ничего, – сказал он, неразличимо улыбнувшись.
– Ты его восстановишь, – уверенно кивнул я головой. В его глазах мелькнул испуг:
– Ни за что! Это пытка…
Я стоял на своем:
– На этот раз он получится еще лучше.
Ответом мне были две теплые искры, затлевшие в глубине его взгляда.
После этого происшествия Вера Александровна стала появляться в нашей квартире регулярно, а через две недели, к ужасу Жельзона, из-за двери учителя раздался треск пишущей машинки.
Жельзон так ни в чем и не признался и вообще вел себя так, словно ничего не произошло. Поначалу он еще как-то опасался учителя Иванова, ожидая нового взрыва, но его не последовало, и бывший вахтер успокоился. В полдень он время от времени ходил по магазинам, а в остальное время сидел дома и, как всегда, в основном спал. Перед сном он часто подходил ко мне, критически оглядывал и изрекал что-нибудь подобное:
– Что, отвыкли от крепкой руки? Все вы у меня вот здесь будете! – и показывал свою костлявую клешню, собирая длинные узловатые пальцы в карикатурный кулак, больше напоминающий подыхающего паука. Жельзон колко подмигивал мне из-за этой насекомоподобной конструкции и отправлялся к себе.
Однажды к Алене заглянул Камаль – у нас он появлялся совсем уже редко, чаще ждал на лестнице, когда Алена вынесет ему обещанные овощи. В этот раз Жельзон ушел в универсам, поэтому Камаль осмелился войти. Он улыбнулся мне в полутьме коридора улыбкой Чеширского кота и стал ждать Алену.
– Ты настоящий рок-н-рольщик, Камаль, – сказал я, разглядывая его розоватые пальцы, сжимающие гриф гитары. Он снова показал мне Чеширского кота и тряхнул смешным помпоном на шапке.
Тут вернулась Алена с кошелкой и, вручая ее Камалю, заметила:
– Что же ты, Камаль, даже милиции не боишься, а от нашего Жельзона бегаешь?
Камаль сейчас же поспешил слиться с древними обоями на стене, перехватил гитару поудобнее и проворно подобрался к двери.
– Да не бойся, быстрее, чем через полчаса он не вернется, – сказала Алена, хихикнув. Камаль замер, немного помедлил и обернулся. Его лицо было очень серьезным (ему, как чернокожему музыканту, это очень не шло) и еле слышно сказал:
