Он сел прямо на пол и стал раскачиваться, словно в трансе. В левой руке он держал фотографию, а правой, освободившейся от оружия, бил себя в грудь и… плакал. Да, это бульканье и сипение были плачем! Парадоксально, но минуя времена и пространства, копия из прошлого встретилась со своим будущим оригиналом.
«Всё-таки я нашёл тебя!» – почти беззвучно, одними губами, прошептал я.
Бункер 32
Разразившаяся истерика произвела в Безволосом разительные перемены: из сурового надзирателя тот превратился в гостеприимного хозяина. На некоторое время он отлучился, а когда вернулся, то в ладонях нёс какую-то коричневую желеобразную смесь. Её он аккуратно нанёс на мой затылок. Я почувствовал как ледяной холод, нарастая, пронизывает меня всего от макушки до ног. И не в силах больше терпеть эту заморозку живьём, я отключился.
Не знаю сколько прошло времени, пока я спал. Очнувшись, я не увидел изменений вокруг себя: то же мягкое зеленоватое свечение, те же стены, пол и потолок. Изменения произошли только во мне – из головы куда-то исчезла «пудовая гиря» и та боль, которую она причиняла.
Я смог сесть, а потом встать и сделать несколько шагов, но головокружение заставило меня схватиться за боковые грани проёма, чтобы не упасть. В обнимку со стенкой я простоял пару минут, пережидая, пока сердце разгонит кровь по всему телу.
Помещением, в котором я находился, заканчивался длинный прямой коридор. Коридор был тоже трапециевидного сечения, что и многочисленные боковые проёмы в нём. Я сделал несколько неуверенных шагов вперёд и наткнулся на Безволосого, вынырнувшего из ближайшего бокового отсека. Он уже был в моей походной куртке и выглядел приличнее, чем раньше, но всё равно несуразно. Металлического прута при нём не было. Знаками он показал мне следовать за ним.
Ширина коридора и проёмов в этом бункере была комфортной, но недостаточной, для того чтобы двум взрослым мужчинам идти рядом плечом к плечу. Я шёл за ним, считая входы в боковые помещения, которые располагались примерно через каждые десять шагов.
То, что мой проводник безбоязненно открывает мне свой затылок, говорило о резком потеплении в наших отношениях. Впрочем, я и не держал зла на него. Я понимал, что он всего лишь защищал от чужака свой дом – место, где можно было выжить, спасаясь от лучей синего гиганта.
Возможно, мы были с ним ровесниками. Точнее его возраст было не определить. Этому способствовало отсутствие волос на теле и морщин на лице. А вот роста он оказался совсем не великанского, едва ли выше меня. Можно было только гадать, что случилось с его голосовыми связками: сорвал он их ребёнком, крича от ужаса и одиночества, или это результат многолетнего воздействия среды чужой планеты? Оставалось только надеяться, что он вспомнит русский язык. Тогда я хотя бы смогу с ним разговаривать, получая обратную связь жестами и знаками.
