(военного советника)
[21] «Размышления» сразу же стали бестселлером. Последовали два дополнительных издания, не считая дюжины перепечаток
[22] Стоит привести хотя бы один параграф из предисловия, написанного Генцем к своему переводу, чтобы показать, как далеко он ушел от первоначального мнения о Французской революции: «Деспотичный синод Парижа, поддержанный изнутри инквизиционными судами, а извне — тысячами добровольных миссионеров, с нетерпимостью, невиданной со времени падения папской непогрешимости, объявляет ересью любые отклонения от его максим… Отныне должен быть один рейх, один народ, одна вера и один язык. Ни одна эпоха, ни прошлая, ни нынешняя, еще не испытывала столь опасного кризиса»
[23]Чем примечателен этот параграф? Зимой 1792/93 года тридцатилетний клерк прусской администрации Фридриха Вильгельма II описал потенциальную угрозу последствий Французской революции, которую не заметил даже Бёрк. Наступит день, когда в искаженном и омерзительном виде террор и насилие Французской революции проявятся в том же самом городе, в котором писал предисловие Генц, — в Берлине, и Адольф Гитлер повторит фразу «Один рейх, один народ, одна вера и один язык» в несколько ином варианте: «Один рейх, один народ, один фюрер». Творцами современного консерватизма следует считать обоих — Бёрка и Генца.
Позднее Генц познакомился с Александром фон дер Марвицем (1787–1814), которого Эвальд Фрай описал как человека «со всеми признаками выдающегося романтика»[24] Александр приходился младшим братом Людвигу фон дер Марвицу (1777–1837), и в Людвиге фон дер Марвице мы находим первого бёркианского заступника юнкерского класса и автора структурного антисемитизма, определившего вначале прусское, а затем и немецкое ненавистное отношение к евреям. Они превратились во врагов прусского государства именно в том смысле, в каком их изобразил Бёрк: евреи «разлагают» собственность, ставят деньги выше реальных ценностей. Для Генца Александр фон дер Марвиц, влюбившийся к тому же в его хозяйку-еврейку, оказался чересчур неудобным: слишком тяжелым «для моей нервной системы, подобно тому как некоторые люди делают вам больно, пожимая руку»[25] Привлекательный молодой юнкер принадлежал к самым просвещенным кругам в Берлине до и после 1806 года. У меня нет доказательств того, что Александр фон дер Марвиц давал книгу Бёрка в переводе Генца своему брату, однако идентичность взглядов Бёрка и старшего фон дер Марвица вряд ли случайна. Из превосходной биографии Людвига, написанной Эвальдом Фрайем, мы знаем о том, что братья были близки и регулярно переписывались, хотя и отличались разными темпераментами. Если Генц считал Александра слишком тяжелым в общении, то сам Александр характеризовал старшего брата в письме от 19 декабря 1811 года как человека, «чьи черты лица, принципы и недюжинные способности были тверды как камень»
