– Сява, опустись на землю. В наше время мент, особенно ФСБ-шник будет повлиятельнее любого авторитета и побогаче, чем иные бизнесмены.
– Может быть…может быть… Серёжа, посмотри вот сюда – я тычу пальцем в зеркальную поверхность воды. – Что ты там видишь? Скажи мне, вот это лицо в отражении, похоже на лицо силовика? А моё лицо…а лица Поночки и Уксуса? А Геракл?
Буратина снисходительно улыбается.
– Славик, а ты в своей жизни много встречал ментов под прикрытием? Можешь описать как они выглядят? Может есть какой то устоявшийся образ ФСБ-шника? Даже если есть такой образ, то всё это продукт советских фильмов про чекистов.
– Ты ей тоже самое втирал? – улыбаюсь я. – Уверен, что она долго ржала, когда услышала кто ты есть.
– А вот и нет. Жанка мне сразу поверила. Она сказала, что в последнее время её возбуждают только силовики.
– Ага…силовики, которые сидят в местном КПЗ.
– Ну и что? Не забывай, что мы находимся на спецоперации и в этот город приехали инкогнито под видом алкомарафонцев и любителей приключений.
– Ага! Знала бы твоя Жанночка, что под видом алкомарафонцев скрываются самые, что ни на есть настоящие алкомарафонцы.
Я цепляюсь за никелированные перила и выползаю из бассейна.
***
Парни восприняли новость об очередном блефе Буратины как само собой разумеющееся и не придали ей особого значения. Через какие-то пятнадцать минут несколько глотков холодного пива и глубокая затяжка пряного дыма, запасы которого не иссякают у Буратины, заставляют и меня забыть о разговоре в парилке. Закутанный в белую простынь, я развалился на стуле вытянув ноги, и осоловевшими глазами наблюдаю за очередной философской баталией развернувшейся за дубовым столом.
– Миша, ну признайся, ведь так же скучно жить. Ни выпить, ни покурить, ни с бабой замутить. Сдохнуть можно в этой жизни без удовольствий. – Мычит Геракл пытаясь зубами выдрать клок из широкого бока пересушенной воблы.
– Согласен, без удовольствий нельзя. Человек без этого не может, по большому счёту он и живёт ради удовольствий. – добродушно улыбается Михаил, подпирая обросшую щёку кулаком. – Только вот удовольствия бывают разные. Часто мы принимаем за удовольствие то, что им и вовсе не является. Разве можно назвать удовольствием головную боль с утра, постоянные мысли о стакане, сигарете, или дешёвой женщине. Скорее я бы назвал это формой страдания, но никак не блаженством. Если из всего этого – Михаил обводит рукой заставленный банками с пивом стол, – вывести пропорцию, соотношение такого сомнительного удовольствия и страдания из-за желания его заполучить, то в лучшем случае выйдет один к ста.
