Видя, что Оллсмайн молчит, один из репортеров достал портсигар и предложил сигару своему собрату, выбрал сигару себе, и оба спокойно принялись курить.
Несмотря на свой гнев, Оллсмайн понял, что приходится смириться.
– Господа! – сказал он.
– Что прикажете, сударь?
– Я готов ответить на ваши вопросы. Но, черт возьми, поторопитесь. У меня все тело затекло!
Репортер «Инстантейниос» стал задавать вопросы:
– Когда вы увидели себя на виселице, каковы были ваши мысли?
– Не из приятных.
– Я тоже так думаю. Но каково было ваше главное ощущение? Страх?
– Нет, я понимал, что моей жизни не грозит опасность.
Репортеры одобрительно кивнули.
– Это подтверждает надпись корсара Триплекса, видимо, он вполне порядочный человек.
Ничто не могло так раздражить повешенного, как этот одобрительный отзыв о его враге.
– Он – негодяй! – вскричал сэр Тоби, забыв свое напускное хладнокровие.
– Извините, – спокойно возразил репортер, – он объявляет, что не хотел вашей смерти, и вы это подтверждаете. Значит, он – порядочный человек.
– Бандит, способный на всякие гнусности! – прорычал Оллсмайн, будучи вне себя.
– Пожалуйста, повежливее, сэр. Мы не решимся опубликовать подобные отзывы о джентльмене, который с таким уважением относится к печати.
Оллсмайн закусил губу, чтобы не осыпать ругательствами и своих мучителей.
– Ну, мы подходим к концу. Последний вопрос. Напала ли полиция на след этого Триплекса?
Репортер как будто нарочно задавал такие вопросы, которые для Оллсмайна были самыми неприятными. Но, понимая, что смирение – лучшее из способов выйти из неприятного положения, он сдержался и проговорил сдавленным голосом:
– Нет, до сих пор у полиции нет никаких точных сведений.
Записав и эту фразу, репортеры спрятали карандаши и записные книжки.
– Премного вам благодарны, сэр. Теперь мы пойдем к садовнику и пришлем вам лестницу.
– Нет-нет, меня и так уже видело слишком много народу. Я не вынесу, если сюда заявятся еще и сторожа.
– Значит, вы хотите, чтобы мы сами принесли сюда лестницу.
– Если бы вы были так любезны.
– Хорошо, мы согласны, идем, дорогой собрат, освободим сэра Оллсмайна и тогда начнем свой матч.
В восторге от своей удачи молодые люди быстро скрылись в боковой аллее.
Нет никакого сомнения, что повешенный втихомолку осыпал их всеми проклятиями, которые могло только измыслить англосаксонское воображение. Теперь он испытывал уже настоящие мучения. Кровь с трудом обращалась в его онемевших членах, минуты казались ему столетиями. Наконец послышались шаги.
