Новый когнитивный диссонанс ощутил Йозеф – ему помогали подняться, чтобы он мог продолжить путь к смерти. Что творится!
Йозеф чуть пришёл в себя и стал ещё пугливее осматриваться вокруг.
Собак подводили так близко, что они кусали, царапали своими острыми зубами ноги и руки.
Наведя порядок, группу повели дальше, мимо вышки, с которой дуло пулемёта было нацелено на заключённых. Рядом с вышкой стояли два офицера СС. В одном из них Йозеф узнал своего друга – Мартина.
Новый ком подкатил к горлу.
«Я схожу с ума, Мартин! Увезите меня отсюда! Хватит!» – закричал ему Йозеф, глаза которого выражали неподдельные эмоции.
Они с другом встретились глазами, и Йозефа поразил его спокойный, безучастный взгляд – словно по пустому месту скользнул.
«Неужели ты не узнаёшь меня, Мартин?! Что происходит?!»
Толпа стала увлекать его ещё дальше, не давая прохода. Да и капо настороже. Надежда на то, что Мартин прекратит свой разговор с офицером и снова взглянет на Йозефа, таяла с каждым шагом. Йозеф оглядывался на друга до тех пор, пока тот не скрылся из виду.
«Это невероятно! Это неслыханно!»
После этого вниманием Йозефа завладела другая картина. Животный ужас стал проникать в душу – их и правда вели в те самые дома, развалины которых он с друзьями рассматривал минут двадцать назад – в них находились газовые камеры. Йозеф ещё подумал, что каждый оставшийся кирпич пропитан злобой и ненавистью, словно их обжигал сам дьявол.
И теперь страшные дома тошнотворной расцветки, словно куски мяса разной степени обжарки, возникли перед ними.
Тогда, двадцать минут назад, паническая атака заставляла Йозефа изрыгать шутки, одну циничнее другой. Совсем недавно Йозеф с глумливой улыбкой сам приглашал друзей пройти вовнутрь. Как он сказал тогда? А! «Отведать превосходный клефтико!»
Насколько теперь будет превосходным клефтико, Йозеф? Приправленный твоими лучшими душевными качествами, да ещё с отличной сервировкой… Такую красоту будет недурно и сфотографировать.
Никаких тебе дорожечек, лужаечек и указателей – одна грязь; настоящий скотный двор. Люди безропотно заходили внутрь. Эта покорность до глубины души поразила Йозефа. Отсутствующий взгляд их не укладывался в голове даже такого циника, как он.
«Почему нельзя поднять бунт и умереть достойно?!»
Этот вопрос, впрочем, быстро утонул в мешанине чувств и мыслей: это не по-настоящему, это не реально, поздно…
Йозеф вдруг вспомнил о своих родителях, об их чаяниях и надеждах, которые они возлагали на него, и которым теперь, судя по всему, не суждено сбыться. Ему стало их так жалко – они-то, глупые, ждут, что их сын станет человеком… Раньше ему было смешно.
