Ослоп тут же бросил ружье наземь и быстрым шагом пошел к Илье с Десятиным. Теперь нельзя было давать им опомниться.
За своим забором Пронька Бобыль приготовил стрелу, но стрелять еще не решался, опасаясь промаха. Страшась дурной славы Ослопа, припомнил заговор от пули и тихонько, но торопливо наговорил:
– На зоре, на ясной пойду под тихой облак, под красную зорю, под частые звезды, увижу море сине, да над ним ветры буйны. Не овей меня ветры пусты, а неси меня ветры на Буян-остров сред синя моря. Да возьму там крепок ключ-горяч Алатырь-камень. Ты не лежи лежмя камень, а заслони меня от пули. Как от тебя железа, так от меня железа. И так на всяк день и на всяк час, месяца молода и ветха. Говори на вино, и на перец, и на чеснок, на что хошь.
Закончив, он на всякий случай перекрестился:
– Спаси и сохрани, господи!
Однако положить руку обратно на стрелу ему не дали. На плечо легла тяжелая ладонь, а в шею кольнуло острие ножа.
– Не балуй, малый, так бобылем49 и останесся, – прогудел ему в ухо Платон Скоблев.
Бобыль медленно обернулся:
– Ты ж, паскуда, ему за скобяной товар должон! Тебе там, с Ильей стоять! – удивился Пронька, – Илья какой бы ни кривой, а наследник. Узнает, что ты меня остановил, не даст товара, из чего плотничать будешь? По миру пойдешь!
Бобыль дернулся, уверенный, что плотник его отпустит, но тот напротив, ловко завернул ему руку за спину, ткнул лицом в землю и придавил коленом:
– Может и пойду. А через себя переступать довольно, – ответил Платон.
Увидев, что Ослоп выстрелил не туда, где должен был сидеть Естафьев, Илья обрадовался. Он даже выхватил нож и пошел сам на Игната. За ним поспешил и Десятин.
Едва сблизившись на расстояние выстрела, Ослоп не сбавляя шага выхватил пистоль, левой взвел курок, спустил его, целясь в грудь Илье. Тут же, еще в дыму, бросил пистоль, выхватил второй и так же оттянув ребром ладони курок с кремнем почти наугад выстрелил по Десятину. В тот же миг его клюнула в левое плечо стрела.
Стараясь не замечать боли, Ослоп шагнул дальше, выходя из дыма и беря в руку нож.
Слева мелькнул Лямин, вставший за забором и пытавшийся увидеть, куда попал своим выстрелом. Не выжидая лучшего времени, Ослоп метнул нож. Клинок попал Лямину в горло, он выронил лук и завалился навзничь.
Илье Григорьевичу пуля попала точно в сердце, а Десятину повезло меньше – в правую сторону живота. Это обещало ему неминуемую, но долгую и мучительную смерть. Ослопу, однако, не было до того дела.
