Вечером Филька приходил обыкновенно пьяненький, а вот в полдень полюбил устраиваться подле Игната на травке и поговорить.
– А я слышал про тебя. Говорят, ты чудной совсем. Я тоже чудной. Нет, я дурак, а ты чудной. Так правильно. Вот верно, что ты соболя промышлял и своим остякам отдавал? Просто так? Даже выпить не брал взамен? Совсем всего? Так никто не делает. Соболя надо продавать или за товар отдавать. А ты зачем так делал?
– Остяки много претерпели от нас, – отвечал Олонец. – много я сам зла принес…
– Этим самым остякам? Сначала зла им, а потом соболя? Такой торг?
– Кого я мучил, тех уже в живых нет, – качал головой Олонец. – Думал, другим помогу, самому легче станет. Сколько найдется сил – искупить старое.
– А я бы все равно не отдал соболя! Я бы вина купил. Правда, что за соболя можно бочку вина купить? Вот я бы купил. Это ж можно долго пить. Может всю жизнь, да? Или сукна бы купил! Кафтан бы пошил, как у стрельцов. Красный, со жгутами! Был бы красивый тогда, как Иван-царевич! А что потом будешь делать? Снова на инородке женишься и соболя отдавать будешь? Ты же старенький уже, да?
Олонец долго молчит, потом качает головой:
– Пятый десяток на исходе. Без Марьи да Мишки с Коськой какая жизнь?
– А я тебя, когда узнал, испугался снова. Подумал, ты упырь совсем. Плотники у амбара говорили, тебя убить увезли. Как ты с дядькой Зобом говорил, все тогда видели. Вот плотники говорили, что все. Раз тебя дядька Зубов с братом Жмыхом повезли, то ты теперь мертвый будешь. Потому я знал, что ты мертвый! Я к тебе крестик приложил, а тебе ничего не стало, и молитовку прочитал. Тебе тоже ничего не стало. А почему ты не мертвый? Тебя на том свете не приняли?
– Зубова и Жмыха вперед послал, дорогу посмотреть, – отвечает Олонец. – пока тут подожду.
– А дядька поп говорил, к боженьке просто дорогу найти. Я иногда хочу к дядьке боженьке. Иногда, к божьей матушке больше хочу. Дядька поп говорит она добрая. А еще в царстве небесном все хорошо. И правда есть. А тут правды нет. А дядька поп говорит, если дядька боженька не забирает, то нельзя своей волей. Очень стращал. Я боюсь его. Боженьку не боюсь, а дядьку попа нашего боюсь. Выпьет, меня и прибьет иногда. Но не сильно. Он, когда пьяный, сильно не может. Мне тоже наливает. Мне весело тогда, я не в обиде, пусть бьет. Остальные дядьки тоже бьют. Когда наливают и бьют, а то просто так. Если после выпивки, то все равно весело, я не обижаюсь.
