Вот идет большая птица | страница 30
Больше о щенке не узнала ни одна живая душа. А настоящую историю, ту, которую я сейчас рассказываю, вообще никто не знает. В какой-то момент я просто смирился с тем, что щенок есть. Вопреки прочитанным мною книжкам и просмотренным сайтам и фильмам он не причинял мне вреда. Не пытался напасть и вгрызться мне в горло, не выл душераздирающе и тоскливо у меня под окнами, не пил мои силы, заставляя болеть и чахнуть. Даже оставленные им перед смертью укусы и ссадины на удивление быстро и легко затянулись. Щенок не делал ни-че-го, он просто был, но от этого почему-то ныло и жгло где-то за грудиной, и я злился.
Я не мог и до сих пор не могу считать себя экстрасенсом, или духовидцем, или колдуном, или кем там мне положено считаться. Кроме щенка, я долгое время не видел ни одного мертвеца. Специально ради этого пробрался на кладбище в полнолуние, но никто не вылез ко мне из могилы. Щенок в это время ошивался где-то поблизости, но его присутствие уже стало для меня привычным, как противная и тупая зубная боль.
Только много лет спустя, когда ко мне пришли-таки другие, я понял, кто они и откуда берутся. И почему тогда, в детстве, я не видел ничего такого.
Не сказать, что это знание принесло мне радость. Но мне уже давно мало что её доставляло.
— Довольна? — спросил я, откашливаясь. В горле пересохло. Она счастливо улыбнулась.
— Пожалуй, да. Вот уж не ожидала, что ты таким меня побалуешь.
— Просто у меня есть вопросы. Давно уже хочу их задать, — пояснил я. — А остальные не больно со мной разговаривают.
— Представляю себе, — фыркнула она, слезла со стола и села рядом со мной на кровать. По всем законам жанра ей полагалось быть ледяной, бледной и неживой, но я не ощущал ничего, если прикасался к ней. Или она — ко мне. Не сильно-то она изменилась.
— Тогда почему со мной общаешься ты?
— Я же объяснила, — удивлённо пожала плечами она. — С тобой весело. Хоть как-то можно скуку развеять. Знал бы ты, до чего тоскливо живётся мёртвым!
— «Живётся мёртвым»? Оксюморон, однако.
— Не цепляйся к словам! Как я ещё должна была выразиться?
— Мне всё равно. Говори, как хочешь. Вот ты утверждаешь, что со мной весело?
— Ага, всегда было.
— Даже когда ты умирала?
— Ну ты и сволочь! — поморщилась она. — Обязательно об этом вспоминать? Хотя, раз уж нас ночь откровений, может, объяснишь, зачем ты это сделал? Зачем убил меня?
— Я тебя не убивал. Ты напилась до чёртиков, потом в реку полезла, кто ж виноват, что ты утонула?