Часть пятая. Три процента
Владу по-тихому домой отправили. Причину в строгой тайне хранили. Я с Митькой не разговаривал, злился на него. Не столько потому, что он такую оплошность допустил и полёт сорваться мог, сколько оттого, что тот вслед за Владой не бросился, одной уехать дал. Испуганной, с разбитыми сердцем и мечтой. Я не знал, что такое без отца расти, но знал, каково без матери. Годы спустя ко мне осознание пришло, что Митька просто запутался. Между долгом мужчины и долгом космонавта оказался.
Через пару дней Митька прошение об отчислении из экипажа подал – долг мужчины выбрал всё-таки. Молча свои вещи собрал. Уходя, тихо прощения попросил. А за что передо мной-то извиняться? Я не ответил.
Я словно опору потерял и замкнулся. Места Митьки и Владочки парень и девушка из дублирующего экипажа заняли. Оля и Макс. Хорошие ребята, но не близкие друзья. Дедушку ко мне теперь чаще пускали. Он просил не раскисать. Я как-то осмелился и спросил, почему он так хочет, чтобы я улетел, ведь мы могли никогда больше не увидеться. Дедушка ответил, что мою мечту знает и потому сам больше всего на свете желает, чтоб она исполнилась. После этих слов мне легче стало.
За месяц до отлёта я сам Митьке позвонил. Тот жутко обрадовался. Они с Владой помирились и сочетаться собирались. В их голосах молодое счастье звучало, и оно передалось мне.
– Вспоминай наше сено, Стёп, когда будет тяжко. И меня, дурня, – сказал мне напоследок Митька.
За пару дней до начала строгого карантина ко мне отец пришёл. У него бегали глаза, а все движения суматошными казались. Он сел на край кровати, включил свой планшет и на экран показал.
– Видишь?
Первый раз за многие годы я слышал, чтобы он на нормативе говорил. На экране высветилась страница автотолмача. В строке исходника значилось: «Мы хотим мира». В строке переклада – «Ви вонт пис»6.
– Запомнил? А теперь глянь, если вот так написать…
Он быстро стёр исходник и напечатал: «Мы хотим мир». В строку переклада тут же вылетело: «Ви вонт ворлд»7.
Я несколько раз прочитал, и тут меня словно пригвоздило. Хотел сказать что-то, но язык ослушался. Все эти годы отец в себе страшное носил. Одна буква, одна-единственная недописанная загогулина стала причиной исчезновения «Астры».
