– Я настолько предсказуема и скучна, что при общении со мной он, скорей всего, из последних сил борется с зевотой. Во мне нет ничего интригующего и заманчивого. Меня не нужно завоёвывать и добиваться. Я удобна и незаметна, как стоптанные домашние тапочки, которые за время носки притерлись и приняли форму ноги хозяина. И при этом всём, я ещё и умудрялась ощущать себя вполне счастливой женщиной.
– Разве я виновата, что практически всё в моей жизни складывалось, как нельзя более кстати и самым, что ни на есть наилучшим образом?… – думала Кристина. И это было действительно так. И дома, и в школе, затем в университете и на работе, везде Кристине было хорошо. Так уж, видимо, она была устроена. Подлое, низкое и лживое не то, чтобы от неё отскакивало, она возле него просто не задерживалась. Старалась отстраняться от этого, как от чего-то, что не стоит её внимания, усилий и времени. Зато всё положительное, Кристина не только сохраняла, но каким-то образом могла аккумулировать и распространять. Родители ни в чём не ограничивали её свободу, и может быть, поэтому у неё никогда не возникало желания проверить, насколько далеко пролегают её границы. Ей ничего запрещалось, но она ничего и не нарушала. Кристине всегда доверяли, но ей и не приходило в голову как-нибудь этим воспользоваться. Ей жилось легко и приятно, может быть в этом её вина? Возможно, пришло время платить по счетам? У Кристины не было ответа, да и откуда бы ему было взяться, если никогда в жизни окружающий мир не представлялся ей ни враждебным, ни опасным. Она дружила с ним и принимала его. Так же, как и людей его населяющих. Как и себя, в том числе.
Всё получалось легко и складно, без скачков и надрыва, как в великолепно срежиссированной и до мельчайших деталей отрепетированной пьесе. И её это вполне устраивало. И даже нравилось. И возможно, если бы её спросили (до сегодняшнего утра, разумеется), чего она хочет, она улыбнулась бы своей милой, детской улыбкой, от которой на левой щеке у неё образовывается прелестная ямочка, и подсвечивается взгляд голубых, наивно-распахнутых глаз, и пожала бы плечами. Хотя, быть может, такая жизнь её устраивала, лишь потому, что никакой другой-то она и не знала. Вот и привыкла думать о ней, как о единственно верной и правильной.
У неё, конечно же, были друзья. То есть, строго говоря, это были не то, чтобы друзья в непосредственном значении этого слова, а скорее, люди после лёгкого, ненавязчивого общения с которыми оставалось приятное, чаще всего мятное послевкусие. Вот, пожалуй, и всё, что можно было сказать по этому поводу. Кристина усмехнулась, она представила себе недоумённое лицо любого из них, если бы она сейчас вдруг позвонила и сообщила, что хочет приехать.
