. Они были Чемпионами СССР, Европы, мира!
– Кузнечик! – Едва не плачу я.
Его взгляд светлеет, и он узнаёт меня, в конце концов. Я не могу удержать слёз, ответные текут по его впалым серым щекам. Он осматривает свои ладони с огрызенными ногтями, словно впервые, – щурится на собственное отражение в витрине, и выходит из очереди, а я.… я не могу выбежать, чтобы остановить его. У меня нет ключа от двери!!!
Натруженные, сильные, красивые руки, крепкие полукружия икр, обтянутые трико, светлые волосы, тёмные брови, и беспомощные… совершенно растерянные глаза. Таким он был. Этот мальчишка знал, как надрывать сердце работой, и больше ничего кроме. Окутанный славой, увитый лавровыми венками, он оказался беспомощен перед восхищением толпы, – лицемерной, ловкой, жадной до сопричастности. Он ей скоро наскучил, и она ушла дальше, в поисках следующей жертвы обожания, а Кузнечик, совершенно сбитый ею с толку, остался на обочине, сшибая мелочь у тех, кто краем уха слыхал о его победах.
Карусель длинных дней в заточении киоска, и незаметных, мимолётных, бесчувственных ночей, была бы вовсе уж невыносимой, если бы часть малого времени, которое оставалось на отдых и сон, приходилось бы тратить на дорогу до дома. К счастью, знакомый водитель маршрутки, совершая последний рейс, собирал нас, своих соседей, и с песнями, открытыми настежь окнами, развозил по домам. Наговорившись за день, рассаживались кто где, наслаждаясь молчанием. Мы с Юрой Клинских40 обычно оказывались друг напротив друга и улыбались, – жалобно, отрешённо, по-родственному. Наш водитель, поглядывая через зеркало в салон, старался развеселить нас, и, бывало, кружил по круговому перекрёстку, как на детском аттракционе, – один раз, второй третий, четвёртый. Пока кто-то из нас не замечал его шалости. Выруливая на нужную дорогу, хохотал озорно, а после сладко и беззастенчиво зевал. Он окончил «на отлично» исторический факультет университета, но, чтобы прокормить жену и маленькую дочь, работал водителем, без выходных. На маршрут выезжал в четыре утра, и у каждой остановки успокаивал неловких старушек, наговаривая в микрофон:
– Бабулечка, не спешите, а то упадёте! Я обожду, мне ещё целый день кататься.
Когда подъезжали к моему подъезду, открывая двери, он каждый раз просил:
– Бросай ты этот киоск, не твоё это! Не на то училась!
– А ты, сам?! – Возражала я.
– Так я мужик, я должен семью кормить, а ты – девушка. Не трать жизнь на ерунду.
