– О мой друг! Но подумай, какой удар я нанесу ее будущему, как я швырну на землю ее душу, сказав, что ее муж теперь нищий! Что ей придется отказаться от всяческих благ, от всех удовольствий общества, уйти со мной в нужду и безвестность! Сказать ей, что я грубо лишил ее жизни, где она могла бы и дальше блистать, быть светом каждого ока, предметом восхищения каждого сердца! Как сможет она терпеть бедность? Она выросла среди всех утонченностей, обеспечиваемых состоятельностью. Как скажется на ней безвестность? Она была кумиром общества. О, эта новость разобьет ее сердце! Она разобьет ее сердце!
Набравшись терпения, друг, наконец, убедил Лесли отправиться домой и рассказать эту печальную историю жене. На следующее утро он узнал, что Лесли раскрыл жене свою тайну.
– И как же она отнеслась к этому?
– Как ангел! Казалось, это принесло ей облегчение, потому что она бросилась мне на шею и спросила, действительно ли только это в последнее время делало меня таким несчастным. Но бедная девочка! – добавил он, – она, верно, не понимает, какие перемены нам придется вынести. Она представляет нищету лишь абстрактно; она читала о бедности только в стихах, где бедность – союзница любви. Пока она еще не чувствует никакой нужды, пока у нее нет недостатка в привычных удобствах и утонченных радостях. Когда же нам придется на деле столкнуться с низменными хлопотами нищеты, с ее презренными нуждами, с ее мелочными унижениями, тогда-то и начнутся настоящие испытания.
Через несколько дней он зашел ко мне вечером. Он продал свой дом и купил небольшой домик в деревне, в нескольких милях от города. Весь день он был занят перевозкой мебели. На новом месте ее требовалось немного, да и то самого простого толка. Сейчас он возвращался домой, где жена его с самого утра занималась обустройством. Я живо интересовался развитием событий в этой семейной истории и, поскольку уже был вечер, вызвался сопровождать его. Мой друг устал от дневных забот и, выйдя за порог, опять впал в мрачные раздумья.
– Бедняжка Мэри! – наконец проговорил он с тяжелым вздохом.
– А что такое? – спросил я. – С ней что-то случилось?
– Как же! – сказал он, бросив на меня раздраженный взгляд. – Разве это пустяк – унизиться до столь презренного положения, оказаться запертой в жалком домишке, быть вынужденной тяжко трудиться, чтобы едва сводить концы с концами в этом нищенском обиталище?
– Так, значит, она ропщет на эти перемены?
– Ропщет! Да она сама безмятежность и благодушие. Право, мне кажется, она пребывает в более счастливом состоянии, чем когда-либо прежде, – и я не вижу от нее ничего, кроме любви, нежности и утешения!
