радугой лечь меж волос,
медом стекать по губам.
Когда Асгур замолк, Мал спросил:
– Ты воспеваешь любовь. Приходилось ли тебе самому любить так, как ты поешь об этом?
– Да, и в моем чувстве изначально господствовала безнадежность соединиться с той, к которой была устремлена моя душа.
Мал уточнил туманное высказывание поэта:
– Иными словами твоя любовь была безответной?
– Всему виной мое искусство. Однажды моя возлюбленная сказала мне: «Я клянусь вам, что люблю вас как поэта и певца. Я хочу сохранить ваш образ в мире грез, но в мире земном вы мне безразличны».
– Ты не любил ее, Асгур, – вмешался Хуфтор. – Ты был влюблен в порождение фантазии, взлелеянный тобою прекрасный призрак.
– Знаешь ли ты, самый беспощадный из известных мне путешественников, как я мечтал сорвать с нее одежды и подарить ей тысячи поцелуев, а потом еще тысячу и еще столько, сколько песчинок в песках нубийской пустыни, – возмутился Асгур. – Ее чары проникли мне в голову. Я не мог ни о чем думать, кроме как приникнуть к ее тайным губам и пить с них миртовый сок, слушая сладкозвучные стоны возлюбленной.
Асгур прикоснулся к струнам элъ-ауда и запел:
Когда же, наконец, и ты поддашься
Ночному безрассудству, позабыв
Про осторожность, клятву дашь
Повиноваться мне беспрекословно
Одну лишь ночь? Но и ее довольно,
Чтоб красоте божественной предаться.
Быть может, так мы вырвемся из плена
Губительной тоски. На краткий миг
Блаженство неземное нас захватит.
И аромат, неслыханный, нежданный,
Пусть в одночасье опьянит. С тех пор
Я больше никогда не буду прежним.
Неистово усладе предаваясь,
Мы в океане ночи поплывем,
И плоть сольется с плотью без остатка.
Преподнесу тебе с избытком поцелуев,
Всю наготу твою по капле выпью,
И в кровь вольется тьма и яд желаний.
Ты знаешь вкус запретных наслаждений
И ненасытна до изнеможенья.
Нас демоны печали не настигнут
Они минуют колыбель любви -
Ту, что в руках своих согрели боги,
Твоею красотой ослеплены…
Пение Асгура оборвал громкий хохот Моркварда. Не оборачиваясь, монгол подстегнул коня и поскакал вперед.
– Именно в очаровании самим собой ты черпаешь вдохновение, – сказал Хуфтор, тоже едва сдерживая смех.
– Я не могу иначе, – сказал Асгур и пропел:
Серебряная ива плачет.
Слеза упала на мою ладонь.
О ком ее тоска, лишь ветер знает…
– Пускай искра очарованности освещает мрак твоей жизни, – Хуфтор посерьезнел. – Но не раздувай ее до пламени – оно сожжет тебя дотла. Я сам предпочитаю разочарование, ведь чувства должны возвышать душу, а это возможно только в том случае, если ненасытные желания останутся неудовлетворенными.
