— Нет, не понимаю… Не вся Америка принимала участие…
— Нет — вся! Прокурор и сенат отклонили мою жалобу, — суд Линча законный суд! Мои письма не поместила ни одна газета… Тогда я сам выступил с обвинением американского народа… За пять тысяч долларов статья была напечатана… На меня кинулась американская пресса, как стая шакалов… Я бьш лишен кафедры, выгнан из всех научных учреждений… Ку-Клукс-Клан приговорил меня к смерти. Несколько сот негров в разных городах жестоко поплатились за мои слова о справедливости… Я поклялся отомстить… Миссис Эсфирь, сюда я приехал для мщения… Но здесь мои маленькие чувства стали казаться не заслуживающими большого почтения… Здесь мои знания я решил употребить на более полезное дело… Пусть американцы спят спокойно, — я перестал о них думать…
Он засмеялся. Миссис Ребус молчала, опустив глаза.
— Пройдемся, — вдруг сказала она, — мне стало тяжело от вашего рассказа…
— Я немножко удивился, — проговорил он, совсем сбитый с толку. — Я был уверен, что вы не захотите даже дослушать…
— Женщины — странные существа, это правда…
И они медленно пошли по палубе. В окне салона Гусев говорил Ливеровскому:
— Шаг за шагом влипнете, безусловно.
— Ни одного неосторожного шага, ни одного доказательства, товарищ Гусев.
— Случай с портфелем?
— Отрекусь. О портфеле первый раз слышу.
— Свидетельница.
— Грош цена: допросите Александру Алексеевну, она понесет такую бурду, — с ума сойдете…
— Все-таки — придется вам перейти к уголовщине.
— Придется…
— И закопаетесь.
— Никак нет. Вам неизвестно главное — наша цель.
— Узнаю.
— Не успеете.
— Сегодня ночью? — перегнувшись через стол к его лицу, спросил Гусев.
— Скажу «да» — не поверите; скажу «нет» — тоже не поверите…
— Правильно. Так как же, стоит посадить на пароход наряд милиции?
— Искренно говоря — нет: тогда мы отложим дело, свернемся.
— Выпьем! (Чокается.) Мистер Лимм, стоя спиной к перилам, кивнул на окно салона и сказал Педоти: — Любопытно, что они пьют?
— Что-то белое и едкое.
— И ведь с аппетитом, мистер Педоти.
Педоти вздохнул. Из другого окна салона, где за столом завтракали москвичи, высунулся писатель Хиврин и помахал рукой иностранцам:
— Водка, водка… Присаживайтесь к нам, мистеры…
— Ну их к черту! — Гольдберг схватил руку Хиврина. — Честное слово, опасно, товарищи…
— Со мной не бойся… Я должен изучать европейцев: часть моего романа происходит в Европе… (Другой рукой схватил за спину пасынка профессора Самойловича.) Казалупов, скажи им по-английски…
