– Бросать книги – нехорошо, Колин, – спокойно, хотя внутри все дрожало, напомнила я и подняла книгу с пола.
– Кто ты такая, чтобы говорить мне, что плохо? – он почти кричал. – Ты скоро окажешься там же, где теперь те дуры, что были до тебя. Идиотка!
Я сжала губы.
– Мое терпение велико, но не безгранично, Колин. Пожалуйста, выбирай выражения.
– Я скажу Леонарду, чтобы он избавился от тебя.
– Что ж. Это будет очень несправедливо с твоей стороны.
– Сразу, как только он придет ко мне вечером.
– Вечером, Колин. А сегодняшнее занятие в любом случае состоится, – я понимала, что мои слова еще больше растравляют его гнев. Но отступление было тем более бессмысленным. Если я выйду сейчас, вернуться в эту комнату мне уже не позволят. А идти мне некуда.
– Я буду кричать!
– Кричи, – я села на стул, отодвинув его подальше от постели Колина, и с фальшивой невозмутимостью разгладила складки на юбке. Руки, не дрожите, нельзя. – Приступай прямо сейчас. Когда ты охрипнешь, мы начнем урок арифметики. Примеры можно решать и молча.
Он нахмурился, но его воинственность стремительно убывала. Я предположила, что он сдался так легко потому, что прежде ему просто не пытались дать отпор.
– Сейчас у меня нет сил разбираться с тобой, – с тихой ненавистью процедил он, оправдываясь за свое поражение. – Но ты еще получишь.
Я возликовала, внешне сохраняя бесстрастность.
– Может быть. А может быть, и нет. Возможно, ты передумаешь насчет меня.
Придвинув стул ближе, я зашелестела страницами. Колин закрыл глаза. Против желания, иногда мой взгляд смещался к его лицу. Его бледная, желтая в этом свете кожа казалась холодной и влажной. Должно быть, она слегка липкая на ощупь, предположила я и проглотила внезапное отвращение, горькое, как таблетка. Маленький, худенький, Колин физически не соответствовал своему возрасту. До чего же болезненный ребенок. Я должна была чувствовать жалость к нему, но почему-то не чувствовала и только гадала, как его тонкая шея выдерживает его голову. В какой-то момент я заметила, что он открыл глаза и теперь в свою очередь рассматривает меня, подслеповато щурясь, как крот.
– А ты совсем некрасивая. Вся серая.
– Я в курсе, – флегматично ответила я. – Вредно читать при плохом освещении. Я раздвину занавески?
– Я ненавижу свет.
Так твердо сказано, что настаивать бесполезно. Светобоязнь жителей этого дома просто поразительна. И странна. Но может быть, и не очень странна. У всех свои причуды, и хватит думать об этом. Я раскрыла учебник.
