Границы достоинств | страница 74
Первый прогон прошёл с небывалым вдохновением и предвкушением нового и грандиозного. Оптимизм и остроумие этого приятного человека поднимали настроение даже в самый неудачный и скверный день. Сценический вечер закончился на весёлой, звенящей от возбуждения ноте. Давно уже у Ксюши не было такого душевного подъёма. Хотелось улыбаться и петь. Хотелось жить. Она вспомнила Вадима. Приятное тепло разлилось внутри её тела. В голове зароились слова. Когда Оксане хотелось говорить, делиться своими чувствами, тогда начинали рождаться стихи: чувства, облачённые в кристальную форму рифм. Девушка спустилась в холл, вошла в кафе и присела за столик. После растраченной энергии хотелось пить, и она попросила чая. В кафе больше посетителей не было, до закрытия оставалось немного времени. Оксана положила перед собой записную книжку и мечтательно замерла…
Каждая новая строчка после недолгой отшлифовки ложилась на бумагу.
– Можно? – вежливо прозвучало над ухом.
– Да, конечно, Натан Ионович, присаживайтесь, пожалуйста.
– Не люблю ужинать в одиночестве. Поэтому не ужинаю дома. Однако вижу, что вам помешал.
– Нет, что вы!
– А что это? Меня просто одолевает любопытство. Вы сами это написали? Я сужу по многочисленным исправлениям.
– Это так… Ничего особенного… Мои фантазии.
– А кто-нибудь читал их, кроме, скажем, мамы?
Оксана отрицательно качнула головой и покраснела.
– Не окажете ли вы мне честь? Не позволите стать первым читателем?
Перед его очаровательной тёплой улыбкой захотелось пооткровенничать. Оксана протянула записи.
– Знаете что, Оксана-Катерина, прочтите-ка сами. Прочтите то, что сами захотите.
И тогда её чувства, те, что глубоко таились, выплеснулись наружу. Стихи были о НЁМ, о самом настоящем и единственном.
Натан Ионович улыбнулся, как показалось девушке, улыбкой одобрения.
– В чём вы ещё талантливы, Оксана? Ну-ну, не краснейте, пожалуйста. Это не лесть. Только почему в ваших стихотворениях слышится явная обречённость? Осмелюсь предположить: кто-то успел ранить ваше юное сердце? Посмел обидеть?
– Нет…
– Нет?
– Со мной не обошлись жестоко, наоборот…
Натан Ионович выжидательно молчал.
– Я сама… Сама отказалась быть рядом…
– Почему, позвольте узнать, – учитель откинулся на спинку стула. – О том, что вас постигло разочарование – не похоже, об этом говорят все ваши стихотворения. Любите ведь?
И тут чувства перестали умещаться внутри неё, ринулись наружу.
– Люблю…очень. Только вам не понять… Мне любить нельзя…