Он улыбается, глядя в ее темные глаза, и кивает.
– Вовсе не смешно.
Он отрицательно качает головой.
– Он заставил меня раздвинуть ноги… я все-таки сопротивлялась… немножко, но он был очень сильный и очень возбужден. – Она закрывает глаза. – Я до сих пор это чувствую. – Она снова умолкает. Потом поднимает веки и пристально смотрит – глаза в глаза. Ее ноги перекрещиваются, замыкая его в кольцо. – Это было отвратительно: чистейшее биологическое доминирование! Мой нежный, наивный ум не мог с этим примириться. Мне ведь едва исполнилось одиннадцать! Мне было ненавистно это зверское, отвратительное насилие. С первого до последнего момента. Я решила, что никогда его не прощу. И всех особей его пола. Что с этого момента и навсегда, на всю мою жизнь, я объявляю войну, войну до победного конца, всему, что относится к мужскому полу. Буду изводить и мучить любого мужчину, кто попадется мне на пути. Я даже могу позволить им думать, что их ласки доставляют мне наслаждение, что мне приятны их поцелуи, их ласкающие руки. Но в глубине души, даже после дефлорации, я всегда оставалась девственницей – девственницей навеки. – Она одаряет его серьезным, даже торжественным взглядом. – Пусть ни одна душа никогда ни за что не узнает об этом. Я запрещаю вам кому-нибудь об этом говорить.
Он мотает головой: никогда.
– Один раз я уже кое-кому про это рассказала. Как последняя идиотка.
Он всем своим видом демонстрирует удивление.
– И конечно, он растрепал об этом на весь мир, при первой же возможности. И с типично женофобских позиций. А ведь это с полной очевидностью был лично мой сюжет. Я могу быть всем, чем угодно, но никак уж не парой дурочек-нимф в придумке какого-то поэта-лягушатника{37}. Да еще в день отдыха. – Она прерывает себя: – И пожалуйста, пусть присутствующие возьмут это себе на заметку. А если вы интересуетесь, почему он сделал двоих из меня одной, могу вам сообщить, что он был пьян вдребезину. Как всегда. Его звали Верлен.
Он энергично трясет головой.
– Или как-то еще. Один из этих.{38}
Он пытается губами изобразить правильное имя{39}. Она внимательно за ним наблюдает.
– У вас руки болят?{40} Ну, надо было хорошенько подумать, прежде чем разрешить вашей смехотворной докторице использовать ту позу. Вы такой же, как все порнографы. Как только речь заходит об удовольствиях его сиятельства, реальность выбрасывается в окно. – Она пристально смотрит на его губы, потом снова вглядывается ему в глаза. – Ну, чесслово, я начинаю думать, что, когда вы молчите, вы еще отвратительнее, чем когда разговариваете. Теперь уже можете говорить. Если уж вы так настаиваете на этом. – Однако прежде чем он успевает раскрыть рот, она продолжает: – И только в том случае, если вы не считаете, что плотский аспект нашей беседы хоть как-то влияет на мое истинное мнение о вас. Или на мое метафорическое отвращение ко всему тому, что отстаиваете вы и все особи вашего пола, вместе взятые. И не думайте, что я не разглядела кричаще явных маневров, какие вы предпринимали, чтобы заставить меня оказаться в этом положении. – Кольцо ее ног сжимается несколько плотнее, и она спускается чуть ниже. – Все это никакого удовольствия мне не доставляет. Думаю, и вам тоже. Уверена, вы предпочли бы скорее устроить тягуче-нудную дискуссию о параметрах современных нарративных структур.
