Теперь задумывается Эрато.
– Только первоначальный курс?
– Ну, между прочим, мы могли бы ей поручить…
– Поручить что?
– Не существенно.
– Нет, пожалуйста, продолжай.
– Ну, мы могли бы поручить ей все, с начала и до конца. То есть она могла бы быть тобой. Опять стала бы смуглой музой. Просто чтобы хоть чуточку поднять среднее число. – Она не отвечает. – Но я, конечно, буду о тебе скучать.
– А других идей у тебя нет, Майлз?
– Пожалуй, нет. Кроме предложения, чтобы ты надевала туфли не с таким острым носом, когда собираешься пнуть меня, беззащитного, в бок…
Небольшая пауза, затем она снова приподнимается на локте. Ее лицо – сплошное раскаяние – склоняется над ним.
– Любимый мой, бедненький. Мне кажется, ты просто неожиданно чуть-чуть пододвинулся, а я уже не могла остановиться.
– Двадцать девятый раз!
– О, Майлз, неправда! Покажи мне, где болит. Дай-ка я как следует это место поцелую. – Она перегибается через него и целует это место как следует, потом выпрямляется и с упреком смотрит на него сверху вниз. – Дорогой, это так по-английски – копить все в себе! Про сестру Кори и ее груди, например. – Она с минуту взирает на него вдумчиво оценивающим, хотя и любящим взглядом. – Ты порой кое-кого мне напоминаешь.
– Кого?
Все еще опираясь на руку, она проводит другой рукой по его груди, добирается до живота и круговыми движениями гладит ему кожу у пупка.
– Я даже не помню, как его звали. Он был никто. Ну, если по правде, это был мой друг… Я его делила с другой моей сестрой – Талией. Его звали Чарли. Но он предпочитал меня. Просто смех, да и только.
– И кто же он был, этот Чарли?
– Дай-ка я поближе к тебе пристроюсь. – Она занимает прежнее положение. – Ммм, как приятно. Чарли был… о боже, моя память… Если б только их было не так много. – Ее рука похлопывает его по плечу; наконец последний – торжествующий – хлопок. – Француз.
– Это было во Франции?
– Да нет. В Греции. Вот уж точно, что в Греции.
– Но «Чарли» – не…
Правой ладонью она закрывает ему рот – молчи.
– Майлз, я знаю. Это у меня такая система. Довольно абсурдная, правда. Подожди минутку. Француз… а, вот оно! Так и знала, что в конце концов доберусь куда надо! Ква, ква, бре-ке-ке-кекс! Одна из его пьес была про лягушек.
Он не сводит глаз с потолка.
– Да почему же – Чарли, господи прости?
– Ну, его настоящее имя такое длинное. Никак не могу его запомнить.
– Мы – в Афинах пятого века?
– Милый, я не могла бы поклясться, что точно помню дату. Но ты, конечно, прав, это и правда было в Афинах и задолго до появления дискотек и онассисов
