Ей нужен был другой врач. Более опытный, более циничный, вылечивший добрую сотню таких, как она, и похоронивший с десяток. Врач, для которого она была бы рядовым случаем, объективный и невозмутимый, как доктор из фильма «Формула любви», которого играл, кажется, Броневой. Но его не было. Вместо него был я. Молодой, неопытный, с неустроенной личной жизнью, без жилплощади и без иммунитета к ее темным, затягивающим глазам.
В первые дни моей деятельности я, бывало, ловил себя на мысли, что ведь на самом деле я ‒ ненастоящий врач, я только притворяюсь им, а сам едва окончил институт, и потому – какой с меня спрос? Но теперь, с появлением Оли, все изменилось, и я должен был вылечить ее независимо от того, настоящий я или нет. Я вбил себе в голову, что в случае неудачи буду виноват в ее смерти, однако чувство, мучительное, как зубная боль, не давало расстаться с ней, и я откладывал день за днем важное решение и позволял ей убеждать себя в том, что она не перенесет дороги. Я возомнил себя героем-одиночкой, суперменом из будущего, взвалившим себе на плечи тяжкое бремя своей грядущей славы.
А Оля все не поправлялась. Она с трудом вставала с постели, по ночам ее мучил кашель, и спала она полусидя, привалившись к груде перьевых подушек. Именно тогда меня поразила удивительная красота ее болезни. Я до того ни разу не видел, чтобы болезнь красила человека, но Оля просто преобразилась. У нее странно блестели глаза, на бледных щеках иногда вдруг начинал играть румянец, кожа приобрела прозрачность, и была во всем ее образе какая-то трогательная незащищенность.
Она тянулась ко мне, как тянутся к защитнику и спасителю, так женщины влюбляются в пожарных, вынесших их из огня, в военных, во врачей скорой помощи. Она ничего не знала обо мне и наверняка все придумала, и вначале мне хотелось объяснить ей, что я не такой. Не тот, кем она меня считает. Но искушение быть − или стать − таким оказалось сильнее, и я вгрызался в книги, ломая голову, как мне оправдать надежды моей больной.
Следующим утром мне довелось познать в действии закон парных случаев. Когда, разделавшись с очередным трахеобронхитом, я вызвал из коридора следующего пациента, им оказалась круглолицая женщина лет тридцати. Она жаловалась на температуру, общую слабость, появившиеся с вечера. Утром ее рвало, и при осмотре тоже слегка мутило. Градусник показал 37,8, сердце и легкие без особенностей, живот… Вот с животом явно было что-то не так. Брюшная стенка наощупь показалась мне деревянной ‒ твердая и не участвующая в акте дыхания. Вдобавок в подвздошной области слева я нашел положительный симптом раздражения брюшины. Аппендицит, конечно, чаще бывает справа, но читал я и о нетипичном расположении аппендикулярного отростка…
