Однажды человек, приходившийся девочке дальним родственником, взял её с собой на косьбу, чтобы она присматривала за детьми. А Янифа возьми да и сбеги — так ей осточертело это дело. Что-то несется в колосьях, мелькает мотыльком, только косицы на ветру трепещут. Смотрят, а это Янифа. «Куда направляешься?» — спрашивают её, а она отвечает: «Домой возвращаюсь». — «А что дома будешь делать?» — «Ой, тетя, люди переезжают», — отвечает девочка, а сама всё рвется уйти. «А тебе что до того, что люди переезжают? Ты что на яйляу забыла? Да и аул не в той стороне, смотри, заблудишься и умрешь. Да и мы закончим работу через два дня, пойдешь домой с новым платьем». Так, обманом, вернули её обратно в шалаш. В то время Янифе было семь или восемь лет.
Так шли годы. Янифе исполнилось двенадцать, а может, тринадцать лет. Однажды через аул проходили сарты[43], торгуя разным мелким товаром. Они остановились на квартире родственников Янифы. Увидев девочку, они спросили: «Ты кто? Кто у тебя есть?» Девочка не сразу нашлась, что ответить, и пробормотала невнятно: «У меня никого нет». Тогда сарты обратились к родственникам: «Продайте нам девочку». Тот, кто приходился ей дядей, ответил: «Маленькая ведь еще, пусть немного подрастет». Но тут вмешалась его жена: «Какая она маленькая? Ей что, так и спать, растянувшись каждый день в твоем доме? Нужно хоть что-нибудь вернуть за её воспитание.
Или, оставив дома, думаешь выдать её за богача?» Так и заставила своего муженька продать девочку тем торговцам.
Побежала Янифа к разным людям — к тем бежит и к этим, — никто не мог ей чем-нибудь помочь. Когда сарты уводили девочку, собрались её ровесницы, старухи. И тогда Янифа спела своим подружкам так:
Пожалела одну доску
Тетка в доме для меня —
Сартам продала… Я слезы
Пролила, судьбу кляня.
Девичья гора — не там ли,
Где высокий косогор?
Горе на сердце как камень,
Слезы застилают взор.
Нынче сено я косила
На некошеных лугах.
Мне тогда во сне приснилось,
Будто я в чужих краях.
Блюдечко с каймою желтой —
Всё поведаю ему.
Коль родителей лишен ты,
Уж не нужен никому.
Сердолик я положила.
Что б с водою он уплыл.
Рядом жемчуг положила,
Чтоб его и след простыл.
Жизнь меня ли прокляла,
Чтоб я проданной была?
Все девочки подруги Янифы, все старухи аула плакали, жалеючи Янифу. Затем её посадили в телегу и проводили в чужие края.
В дальние места увезли Янифу. «От вас видна наша Большая гора — Оло-тау?[44]» — спрашивает она у новых хозяев. «Нет, не видна! — отвечают ей, и она снова льёт слёзы. «Куда бы не ходила, всегда успокаивалась, глядя на наш Оло-тау. Когда уходила к русским, все другие горы исчезали с глаз, и только Оло-тау продолжала виднеться через леса и горы. Я думала: когда дойдешь до этой горы, то сразу под ней — наш аул, и сразу же веселела душой».
