Но в такую теплую пору не очень хотелось работать. Мальчики вышли из местечка, миновали кладбище, свернули в лозняк и через небольшой лесок направились к реке.
Река Шатилка невелика.
На берегу ее ребята почувствовали себя совсем свободными. Некоторое время они сидели на бережку и бросали в воду все, что попадалось под руку. Потом встали и пошли по берегу дальше, как раз в сторону того колхоза, где произошла неприятная стычка с Андрейкой и где они должны были работать. Но, увидев, что колхозное поле близко и их могут заметить, повернули назад.
Показаться на глаза работающим в поле они не решались.
— Пускай он работает, а мы погуляем! — сердито сказал Михась.
— Думаешь, он оставит нас в покое?
— Все будет в порядке, — бодро ответил Михась
— Может быть, прощения придется просить?
— Не дождется...
— Его нелегко к рукам прибрать.
— Ничего, приберем, будет нас слушаться.— И Михась вытащил откуда-то из-за пазухи папиросу и спички. Потом присел, нагнулся и чиркнул спичкой. Редкий дымок от папиросы поплыл в тихом воздухе.
Юрик удивился. Он никогда еще не пробовал курить. Никакой охоты к этому занятию у него не было и тогда, когда видел, как курят другие. А тут... тут, где они одни и совершенно нечем заняться, а Михась с независимым видом затягивается и кольцами выпускает дым сквозь сложенные в трубку губы, Юрику тоже захотелось попробовать.
«Я, пожалуй, так не смогу», — не без зависти подумал он.
Заметив, что Юру тянет к папиросе, но сам он не отваживается попросить ее, Михась еще более старательно затянулся и пыхнул дымом Юрику в лицо.
Глаза у Юрия разгорелись еще ярче.
Михась сплюнул и, держа в руке окурок, великодушно предложил:
— Потяни пару раз...
Юрик сразу схватил папиросу и быстренько взял в зубы. Потянул, но тут же поперхнулся и сильно закашлялся.
— Эх, неумеха! — отнял окурок Михась и начал демонстрировать все приемы затяжек.
Юра чувствовал симпатию к Михасю, был ему благодарен за науку и за то, что Михась относится к нему как к равному.
Так и бродил он до полудня за Михасем, словно тень, прислушиваясь к каждому его слову и стараясь подражать во всем. А тот, видя это, расходился все больше и больше. Был он у родителей один, воспитывался баловнем, которому все разрешалось. Работать дома не заставляли, и в свободное от учебы время Михась делал все, что в голову взбредет. Обижал малышей, с пренебрежением относился к сверстникам, особенно к девочкам, не очень уважал старших.
Долго бродили они вдвоем как неприкаянные.
