И он рухнул возле распростертого тела в притворном горестном отчаянии.
Клубы белого душистого дыма поплыли по пещере… На жертвенном камне заплясал, разгораясь, юркий, не ко времени веселый огонек.
Лан вздрогнул от прикосновения чьих-то холодных пальцев. Рядом стояла продрогшая Муна.
— Там, близко, большой зверь — тигр.
Лан забеспокоился, но помешать Черному Ворону, склонившемуся над раненым отцом, не решился.
Стояла тишина, только треск сухих сучьев в огне нарушал ее.
— Они убили детеныша волка? — шепотом спросила Муна.
— Аун потащил его в пещеру предков.
Лан поразился суровому и решительному выражению лица девочки.
— Я пойду… к Ауну.
— Тебя тоже убьют, если ты пойдешь туда.
Муна исчезла в клубах дыма.
Лан колебался недолго, всего лишь миг, но возле лаза в пещеру предков ее уже не было. Неужели она решилась войти туда? Мальчик содрогнулся при этой мысли.
В тот же момент в темноте лаза мелькнул красноватый отблеск огня, и вскоре оттуда показался Мудрый Аун.
Лан притаился в ближайшей нише.
Старик укрепил факел между камнями и устало поплелся к костру, еле видимому сквозь белесый дым.
Черный Ворон уже кончил шептать таинственные слова над раненым, поднялся на ноги и медленно начал кружиться вокруг костра под мерный стук бумбы.
По мере того как удары учащались, он приплясывал все быстрее, в руках у него появился небольшой лоскут кожи, растянутый на дуге лука, и в глухое постукивание колотушки вплелся звонкий дробный перестук жреческого тум-тума — барабана. Время от времени Черный Ворон выкрикивал непонятные гортанные слова или оглушительно-надсадно каркал.
Люди с покрасневшими от дыма и напряжения глазами мерно раскачивались из стороны в сторону и глухо подвывали в такт жутковатому перестукиванию тум-тума и бумбы.
Вдруг оглушительный рык поверг людей ниц. Свирепая усатая морда полосатого зверя показалась в отверстии входа. Красная пасть широко раскрыта, тускло, устрашающе поблескивают громадные изогнутые книзу клыки.
Вопль испуга и смятения приятно зазвенел в ушах зверя.
Овладев собой, охотники стали бросать в тигра горящие головешки, и тигриная морда исчезла.
— Там Муна, дочь моя, — отчаянно, звонко закричала Яна.
Крик женщины подстрекнул охотников, и они с воинственными воплями, неся перед собой пылающие факелы, стали подниматься по каменной насыпи к отверстию, куда только что заглядывал зверь. Однако выйти из пещеры никто не решился: тигр не собирался уходить, и он был не один. Неподалеку прямо на снегу тигрица только что закончила свое кровавое пиршество. В кустах темными тенями мелькали шакалы, дожидаясь объедков.
