Битва на поле Куликовом | страница 35



— Разве подобает монаху, попу аль архиерею мздоимцами быть? Кормятся, как скот пред закланием, едят и пьют без меры, да и зелье хмельное любят…

Фетка не замечает, что лошади его еле бредут.

— Эй, возница! — окликают его сзади. — Спишь аль замерз?

* * *

По весне на кремлевском холме пошел стук великий: молотками да долотами тюкают по белому камню каменщики. Обтесанные плиты, скрепленные известью, ровно ложатся одна на другую.

Растет стена…

На это строительство князь Дмитрий особо пригласил владимирских плотников и каменщиков — мастеров-искусников. Слух шел, что переманил он умельцев и из Твери.

Среди мастеров достойных трудился на сооружении Кремля и плотник Степан, а рядом с ним его подмастерье — Ерофейка.

А когда стены поднялись и встали во весь свой рост, загородив Москву от ворогов, всем стало жить спокойнее.

Князь Дмитрий любил взбираться на только что возведенные стены белокаменные: далеко с них видно. Ему казалось, что за широкими лугами и далекими лесами он видит границы своего княжества.

Вон в той стороне, куда уходит солнце, владения тверского князя. А в полуденную сторону лежит дорога, которая приведет в поле широкое, которое, знает великий князь, будет бранным.

* * *

В княжеские покои вошел митрополит всея Руси Алексий:

— Княже! Важные вести. Из тверской земли прибыли родичи князя Михаила Александровича… Жалуются: захватил их земли тверской князь, челом бьют: просят защитить и найти управу на князя Михаила. Удобный случай, княже…

— Расколоть второй орех? — нетерпеливо перебил Дмитрий.

— Да, — ответил митрополит. — Так сделаем: я позову Михаила Александровича в Москву для переговоров. И здесь мы вместе — ты княжьей властью, а я духовною — склоним его подчиниться тебе.

— Быть посему! — Глаза Дмитрия вспыхнули.

Тверской князь не посмел ослушаться митрополита всея Руси: приехал на зов.

Но вместо переговоров в Москве был учинен третейский суд. Предлагали Михаилу отдать родичам спорные уделы. И вдруг потребовали, чтобы он признал московского князя Дмитрия старшим на Руси князем. Не только требовали — заставляли под страхом смерти целовать на том крест. И стоял перед ним с крестом сам митрополит всея Руси Алексий.

Но был тверд Михаил, князь тверской: отказался. Не быть Твери под Москвой!

Тогда Михаила и сопровождавших его бояр посадили в домашнее заточение, по домам старейших бояр Дмитрия. Каждый один сидит, и за дверьми стража.

Михаил задыхался, гнев душил его. И не только потому, что он попал, как глупый зверь, в засаду. Возмущало коварство митрополита. Сидя в одиночестве в московских хоромах, тверской князь не столько думал об освобождении из плена, сколько о мести Алексию и Дмитрию за посрамление.