— Ну и представители свободного мира! — гневно бросил Сапрыгин.
Из школы вернулся десятилетний Лева. Положив сумку с книжками, подбежал к отцу. Тот, приласкав сына, спросил:
— А ты этого дядю узнаешь?
Мальчик посмотрел, засмеялся:
— Дядя Коля! Волосы зачем-то побелил.
— Э, не угадал, — весело сказал Николай Евменьевич. — Это называется: укатали Сивку крутые горки.
Лева, не поняв, при чем тут Сивка, пригнул голову отца и зашептал ему что-то на ухо.
— Лева, запомни: дяде Коле можно говорить все, что говоришь мне и маме, — сказал отец и обернулся к Сапрыгину: — Закемовский спрашивал, дома ли я.
— Ох, какой ты, Лева, конспиратор!
— А как же, Николай Евменьевич, — шутливо заметила Александра Алексеевна. — Ведь он родился в годину реакции, когда мать с отцом в подполье были.
Скоро появился и второй сын Петровых — Володя, гимназист. Этот уже разобрался, на какой почве выросла дружба отца с дядей Колей, и не постеснялся громко сказать, что спрятал сейчас в поленнице две большевистские книжки, найденные в подвале гимназии. Отец пояснил Сапрыгину, что поленница стала у ребят тайным складом политической литературы.
— А мы с Юркой хотели листовки сочинить и подбросить в школе, — выпалил Володя.
Отец строго посмотрел на сына:
— Нельзя, Володя. Тебе уже пятнадцать, должен понимать: в два счета изловят. Диктант всей гимназии устроят, почерки сверят, и — амба! Давай договоримся: сбор литературы и больше пока — ничего. Обо всем советуйся со мной, мамой или дядей Колей.
Когда Володя вышел, Сапрыгин сказал:
— Может, Саня, детей с матерью тебе лучше было бы эвакуировать?
— Нет, Коля. Ты же знаешь, моя семья и создалась и росла в подполье. И впредь мы будем все вместе.
Сапрыгин согласно кивнул. Закурив, спросил насчет денежных средств.
— Не богато, но есть.[5]
— Что ж, драконовские приказы нас, старых подпольщиков, не испугают. Противопоставим им свои печатные предписания.
Других слов Петров и не ожидал, зная, что Николай тоже тяготеет к печатному делу, хотя и учился когда-то на математическом факультете университета. Никакие строгости его не остановят, как не остановили царские законы, каравшие за их нарушения нещадно.
Вечером, когда обговорили многое и решили, что Николай Евменьевич временно поселится у них, пришла Катя. Сапрыгин собрался было пошутить, сказать, что она стала совсем взрослой, невестой с карими отцовскими глазами, но заметил ее встревоженность — даже поздоровалась как-то рассеянно.
