— Нет, Саня, — грустно сказал Николай. — Калмыков до нас не доехал. Получили сообщение, что в пути погиб. Послали Макара Боева расследовать.
Александра Алексеевна ахнула, всплеснув руками.
— Как же так? — недоуменно пожал плечами Петров. — Ведь он по нелегальному паспорту Юрченкова выехал.
— Вон что... А где же Юрченков?
— Григорий здесь. Вместе с Калмыковым они тут скитались. Прокашев с Чуевым из кассы профсоюза строительных рабочих выдали им деньги под аванс. Калмыкова арестовали за агитацию, еле выкрутился. Порешили так: он уедет в Устьцильму, а в случае угрозы вся ваша артель перейдет через Тиманский хребет и вступит в ряды Красной Армии.
На вопрос Петрова о Печоре Сапрыгин ответил:
— Тревожно и на Печоре. Лазутчики восточной контрреволюции появлялись у нас. Говорят, где-то повстречались даже с северными бандами.
— Вот это самое страшное, — бросил Петров, хрустнув сцепленными пальцами рук. — С первого дня они затрубили тут о соединении сил.
— Еще бы. Тогда им и путь откроется в глубь страны. Штаб Красной Армии, понимая эту опасность, принял меры и пресек сношения между вражескими разведотрядами. Наша артель ссыльных превратилась в подпольную организацию. Как и при царе... Ну а что здесь, в городе, народ не деморализован арестами?
— Нет, Коля. Рабочие сейчас еще сильнее верят в большевиков. Эсеры и меньшевики совсем горят. Столько расточали слов они о подлинной свободе на Западе... А теперь рабочие им на каждом шагу напоминают о порожденных ими тюрьмах, сиротах, вдовах.
Откинувшись на спинку стула, Петров с сожалением заметил:
— Заранее людей для подполья следовало подобрать, а мы чересчур самонадеянны были. В самый последний момент Метелев выделил нас, несколько человек, и сказал, чтобы считали это заданием ЦК. В сущности, мы явились первыми собирателями сил подполья. Сейчас выдвинулся Карл Теснанов. Твердокаменный человек. И удобно ему под ширмой профсоюзов действовать.
— Знаю его. В их профсоюзе, кажется, тысяч двадцать портовых грузчиков?
— Что-то около этого. Генерал Пуль сразу почуял опасность пашей агитации. Издал строгий приказ, па основе которого французский полковник Доноп, ставший губернатором Архангельска, еще более грозно предписал всем жителям... — Петров вынул из стола листок. — Вот: «Всякая пропаганда в пользу большевиков, как публично, так и в частных собраниях, безусловно, воспрещается. Лица, виновные в пропаганде в пользу большевиков, предаются военному суду и судятся по законам военного времени с применением к ним в особо важных случаях смертной казни».
