— Да-а, — вздохнул Закемовский. — Значит, красноармейцы придут нескоро. Беспощадными мстителями будем!
День ото дня агитация, которую развертывали подпольщики, становилась все ощутимей.
В конце августа Юрченков вновь порадовал: под нательной рубашкой принес газету «Правду», в ней напечатано письмо Ленина к американским рабочим. Его также читали и коллективно, и поодиночке, поражаясь ленинской откровенности в рассказе о тяготах русского пролетариата и его гордости за правое дело: «...Мы подняли перед всем миром знамя борьбы за полное свержение империализма»; «Мы находимся как бы в осажденной крепости...» Прекрасны и убедительны слова в адрес американского народа, богатого революционными традициями. В них выражена уверенность, что он будет на нашей стороне![4]
Не раз потом обсуждали это письмо в узком кругу товарищей, строили предположения, какой отклик вызовет оно в Америке. Жаль, что нет английского текста, подпольщики распространили бы его в солдатских массах.
Тем временем среди горожан все чаще слышались разговоры о том, что на фронте как бы коса нашла на камень. Генерал Пуль с Бочкаревой то и дело произносили речи, заманивая людей в добровольцы сытным пайком. Однако пряник не помогал, и они уже угрожали кнутом.
...Нежданно-негаданно к Петрову явился Сапрыгин, Николай Евменьевпч, старый друг.
После горячих объятий сели за стол и забросали друг друга вопросами. И хотя оба, хозяин и гость, были голодны, они забыли о еде. Хозяйка Александра Алексеевна то и дело напоминала:
— Да поешьте вы сначала!
— Потом, потом.
Голубые глаза Сапрыгина блестели.
— Я к вам прямо с Печоры... Думаю, здесь нужней. А может, за линию фронта махнем, а?
Петров посмотрел на друга. У Николая сохранилась густая шевелюра, только стала совсем белой. А ведь он на два года моложе, ему сорок два.
— Дела тут, Коля, как сажа бела, — вздохнул Петров. — Положение наше, уже когда вражеские корабли приближались к городу, было отчаянным. Предатели сорвали оборону... Интервенты обрушили на город волну арестов. Хватают всех — партийных, членов исполкомов, от губернского до волостного.
Сапрыгин потеребил седеющую бородку клинышком и тревожно взглянул на Александра. Тот перехватил его взгляд:
— Да, Коля, и я жду очереди. То в Соломбале, то в Маймаксе скрываюсь.
— Только-только заявился, — вставила жена.
— Печально, — вздохнул гость.
— Разумеется, укрываюсь не в селедочной бочке, живу среди рабочих. Время зря не пропадает, вербую людей. Ты, Коля, наверно, уже слышал об архангельской жизни. К вам в Устьцильму Калмыков с месяц как уехал.
