— О чем ваш новый роман?
— Это большой роман. О чем? Черт его знает, о чем...
— Читала отрывки из вашего нового романа. Написано очень трудно. Я многое не поняла. Но в своем несчастье (гибель мужа) многое передумала, даже спрашивала, а может ли человек представить себе бесконечность.
— Я должен был все зашифровать. Все боятся касаться вопросов мира, жизни и смерти, бесконечности... Мне всегда хотелось найти на координатах пространства и времени свой адрес. Вот здесь, в этой точке, я жил, живу... Мне кажется, я знаю, где мы находимся, на каком историческом перевале. Никогда человечеству так интенсивно не надо было думать, как сейчас. Будучи в США, я сказал: «Мы живем в век, не позволяющий делать ошибок».
— Вы оптимист или пессимист?
Леонов: Я — пессимист. Считаю, что пессимизм умнее оптимизма. Пессимизм позволяет предусмотрительность. Я жду несчастья, а оно — не случилось. Хорошо, случилось же — я встречаю его подготовленным.
Я считаю, когда миллионы поднимаются вверх, получают все, начинаются подлинные проблемы. И главное требование: если вам угодно отличаться друг от друга, отличайтесь умом, а не миллионами, дачами кольцами, шубами. Человечество стоит того, чтобы ему сказали всю правду. Было много ошибок, неудач. Но было немало хорошего...
Мы перешли из кабинета в столовую. Здесь уже шел другой разговор. Л.М. рассказал несколько анекдотов.
Ольга Михайловна спросила Л.М. его мнение о повести Шукшина «До третьих петухов».
— Очень интересен Шукшин, ни на кого не похож. Блистательно талантлив, но вещь не до конца сделанная. Хотя талантлив на каждом шагу. Как хорошо отвечают у него головы Змей Горыныча.
22 мая 1975 г.
Было несколько разговоров и встреч с Л.М., но не записывал, так как был очень занят подготовкой доклада о М. Шолохове, который предполагается в МГУ в присутствии самого писателя. Собирались ехать в Вешенскую и вдруг... Сообщение, что Шолохов тяжело заболел... Положение опасное.
Ряд писателей уговорили меня, чтобы я попросил Леонова выступить. Позвонил и говорил сначала с Татьяной Михайловной. Она — против. Потом у нее взял трубку Л.М.
— А.И., зачем мне выступать, когда есть Чаковский, Марков, Сурков? Последний — это Демосфен и Плевако в одном лице. О чем я могу сказать? Я никогда не был у него. У нас не было контактов. Зачем же меня выдвигать? Скажите: его кто-нибудь приглашал на мой юбилей?
Я не сомневаюсь в том, что он большой писатель, но я знаю, что, когда меня всеми средствами истребляли, этот человек летал на самолете на охоту. Сейчас он болен. И я сочувствую ему. Вы задели мои больные раны. Я послал телеграмму в связи с юбилеем.
