— Хочу спросить: куда идти, в каком направлении двигаться?
— Разрешите подумать немного, дня три, чтобы указать вам совершенно точно направление? А то дашь ошибочный ориентир, а потом отвечай за вас.
Стали обсуждать новинки.
— Начал читать Проскурина. По-моему, хорошо, добротно. Жаль, что композиционно разбросано. Материал прекрасный... я мог бы сказать ему много полезного, но боюсь учительствовать. Прочел пока половину книги. Есть у меня замечания, но научить писателя нельзя. Опыт приобретается через свои собственные ошибки. Пишет он легко и просто. Но писать быстро нельзя. Надо уметь вычеркивать...
20 декабря 1972 г.
Леоновы в Барвихе. Едва они туда приехали, как у старшей дочери Лены случился приступ в почке, ее увезли в 52-ю больницу. Звонили Татьяна Михайловна и Леонид Максимович — нельзя ли Лену перевести в больницу Академии наук? Узнал, что можно.
Поговорили о литературе.
— Здесь В. Кожевников, но разговаривать ему со мной некогда. Сообщил, что пишет «роман о рабочем классе». Чрезвычайно осведомленный во всем человек... Я работать не могу. Потому и звоню — нет ли чего обнадеживающего в литературе? Что почитать?
21 декабря 1972 г.
— Был сегодня на торжественном заседании в Кремле. Звоню вам — нет ли в журналах чего-либо интересного. Запишите для ваших мемуаров: «В последние годы старик Леонов своими беспрерывными звонками не давал мне работать». Сам не работаю и другим не даю, извините.
25 декабря 1972 г.
Долго говорили о современном оформлении книг. Этот вопрос всегда интересовал Л.М.
— Мы истлеем. Книги останутся. Они должны и формой своей рассказывать о нас и нашем времени... Надо издать Горького в лучших его образцах — пять-восемь томов. Вы верите, что и книги исчезнут? Я тоже не верю. Читаешь книгу настоящую — это труд.
Он набивал на необходимости полиграфического оформления книги, как произведения искусства.
— Будет дорого стоить? А почему книжка должна стоить дешевле бутылки водки? Дешевизна не всегда достоинство.
1 февраля 1972 г.
Мы были в Малеевке. Л.М. спрашивал, как работалось и отдыха- лось. Сообщил, что ему все не работается. «Видимо, так долго обтесывали и обминали меня, что ничего не осталось. А хорошо бы довести до конца этот последний кирпич».
— И запустить?
— Нет, довести до конца работу. Но как можно работать, если сегодня некто по телевидению заявил: «Самое главное — понять, что ты — не самый главный на земле». А у меня во «Взятии Великошумска» герой говорит: «Ты твердо должен верить, что любое дело, которое ты делаешь, самое главное и ты делаешь его для самого Сталина, и никто лучше тебя сделать его не может». Ведь это и мое кредо, а теперь вот убеждают в другом. Не понимаю...
