В основе лежит случай папы Иоанна, который якобы оказался дамой.
Л. ЛЕОНОВ: У меня есть монография XVIII века, где изображено это самое кресло. Это называется «целлюм перкурариум» — такой стульчик с особым вырезом. Перед тем как провозгласить имя папы, через это отверстие обследуется папа. Это потому, что произошла страшная история. Однажды на папский престол взошел не папа, а взошла папесса Иоанна. Вы знаете эту историю? Она относится к XII веку. Ею интересовался Пушкин, собирался писать. Это ужасная история. Ее отец — бродячий проповедник, он был слеп, и дочь сопровождала его. Когда же он умер, то у нее не было другого выхода. Других средств пропитания. Она надела мужское платье и стала проповедником. И ее вскинуло очень высоко — ее избрали папой. Потом была какая-то любовная история, и с ней случилось ужасное. Во время торжественного входа в Иерусалим (а, как вы знаете, папа въезжает на осле), она упала с осла и родила. И народ ее растерзал. В книжке есть такая гравюра, где она лежит в тиаре и родит. Ватикан скрывает этот эпизод своей истории...
А. ОВЧАРЕНКО: Расскажите, какое впечатление произвели на вас встречи со Сталиным.
Л. ЛЕОНОВ: Нам теперь трудно себе представить, какое ошеломляющее действие производили слова Сталина. Он говорил тихо, а казалось, что очень громко. Вероятно, надо какую-то специальную вещь писать, чтобы объяснить эту механику воздействия, иначе это все будет непонятно. Я Всеволоду Иванову об этом рассказал. И еще сказал: «Покуда Горький жив, мы все маленькие вокруг него». У меня тогда вышла статья «Нил». Есть скульптура — крокодил и вокруг него все ползают. Всеволод Иванов передал наш разговор Горькому, но передал так, будто я желаю смерти ему, чтобы поскорее выглядеть крупнее.
Я хорошо понимаю Горького последних дней. Это содержание целой пьесы, сюжет ее громаден. Это может изменить биографию Горького. И в этом плане я не допускаю ни на минуту, что он мог поверить тому, что ему сказали обо мне.
А. ОВЧАРЕНКО: Пьеса, о которой вы только что сказали, видится вам как драма или как трагедия?
Л. ЛЕОНОВ: Как трагедия. Что же касается наших отношений, то окружающие условия содействовали обострению их. Александр Иванович, если завтра мне скажут про вас, что вот, мол, Овчаренко говорит то-то, неужели я не спрошу сам: «Может быть, я мог случайно обидеть вас?» Были отягчающие параллельные обстоятельства, и они помешали этому.
А. ОВЧАРЕНКО: Он рассказал — вы не возразили?
