— Да, мне он сказал, что время для операции упущено...
— Вы знаете, она была редкостно честный, добрый, светлый человек. Все мои двенадцать романов были пропущены через ее сердце, она знала в них каждую деталь. И она была добрым человеком.
19 сентября 1979 г.
По телефону:
— Л.М., были сегодня в больнице?
— Да, были. Беседовали с врачом. Ведь мы должны были приехать к Т.М. в понедельник. Нам обещали постоянный пропуск, но не смогли. А во вторник, рассказала врач, Т.М. дождалась обхода врача... Сказала сестре, что ей хочется есть. Мы в воскресенье привезли ей грибов (нашли на своем участке, а она очень любила грибы). Съела чуть, отставила, не захотелось. «Что же мне — посидеть или полежать?» Врач сказал: «Полежите, а я пока пойду к профессору». Вышла, но еще не дойдя до кабинета, была остановлена сестрой: «Больная перестала дышать». Т.М. лежала на боку, с открытыми глазами.
— Не будь ее, быть может, и меня давно не было бы. Ее заботами я всегда жил.
— Л.М., мы понимаем вас. Мы ее любили. О.М. сама не своя от печали, все плачет. Ведь Т.М. и была воплощением идеала русской женщины с ее самоотверженностью, преданностью, чистотой и честностью. Дочь крупнейшего издателя, она стала женой писателя, и книги ваши она знала до последней запятой. Однажды я показал ей в «Русском лесе» 2 неточности. Она тут же сказала: «Опечатки. Я просила Госкомиздат прислать мне на проверку все листы. А они несколько страниц не прислали».
— Где ее решили хоронить?
— Прошу, чтобы разрешили урну положить на Новодевичьем, рядом с братом, там и другие родственники, а потом рядом положите и меня. А у вас как дела?
20 сентября 1979 г.
В 13.30 хоронили Татьяну Михайловну.
О.М., слабая от лечения, настояла взять ее, чтобы проститься с Т.М. Когда мы вошли во двор Донского крематория, многие ошеломленно смотрели на нее, как на вставшую из гроба. Тоненькая, в черном пальто, она еле плелась. И все писатели, не замечая меня, бросились ее приветствовать.
Когда появился Л.М. и стал жать руки пришедшим, он заплакал, повторяя: «Спасибо, что пришли». Были Марков, Верченко, Сартаков, Стаднюк и многие другие. Татьяна Михайловна лежала спокойная, будто и морщинки на лице исчезли. Подошли дочери, Лена и Наташа, скрестили руки свои над ее лбом, как в клятве. Л.М. сразу как-то изменился, потерял свою величественность, стал будто меньше и беспомощнее.
Я пришел на поминки, когда уже все расходились. Л.М. вышел.
Рассказывал, как хоронили Иеронима Ясенского, а затем Андрея Белого — это была разрядка.
